— Эх ты, Денис! — Майя говорит это не ему, а самой себе.
Понимает ли он, что в этот вечер стал для девочки Майи Башмаковой совсем другим человеком? Был на высоте, на пьедестале — и свалился с грохотом. Понимает ли сам, что трусит перед Звездочётовой? Нет, кажется, ничего он не понимает. Для него Катя Звездочётова — королева. Он восхищается Катей. Каждый восхищается, как умеет.
— Конфету, конфету! Не жадничай, Майка-Босоножка-Кроссовка!
Майя хочет его обойти. Она сейчас уйдёт самолюбиво и независимо. Пусть он остаётся со своей королевой.
Катя смотрит на всё и не вмешивается. Она — зритель, всего лишь зритель. Весь спектакль разыгрывается ради неё.
Денис скачет перед Майей. Она вправо — и он туда же. Она влево — он опять загородил дорогу. Небольшой, но крепкий — не столкнёшь.
— Дай пройти, Денис. Не мельтеши.
Нет, он продолжает прыгать.
— Конфету! Выкуп! Не пущу!
Она сказала устало:
— Нет у меня никакой конфеты. Съела.
Отстанет? Уймётся? Опомнится? Нет, продолжает строить из себя Петрушку. Вцепился, как крючок.
— А ты из дома вынеси! Вынеси! Вынесешь? Ну? Вынесешь конфетку?
Надо было молчать и пробиваться. Бодать его и колотить. Разбежаться и свалить! Почему Майя не смогла? Растерялась.
— Ну, хорошо, Денис. Вынесу сейчас конфету.
И он пропустил её.
Она вошла в лифт, и стало противно. Эх ты, Майка-Босоножка! Пообещала. Испугалась? Сдалась? Смирилась?
Стало жалко себя, она всхлипнула. Но тут же крепко вытерла глаза и нос. Нечего хлюпать. И жалеть себя — последнее дело. И ничего она не сдалась — просто ей хотелось домой. Зачем показывать, что тебе плохо? Хотелось поскорее уйти от них, они её пытались унизить. Ей хотелось не видеть Дениса и Кати Звездочётовой, которая с наслаждением смотрела этот спектакль. Как будто пришла в кукольный театр. Катя смотрела и, наверное, думала, что с ней, Катей Звездочётовой, ни один мальчишка не посмел бы так обращаться. Майя стоит перед своей дверью, сердито сопит. С Катей — не посмеет, а с ней, с Майей, — можно? Почему же? Разве она хуже Кати? Очень больно человеку считать себя хуже кого-то.
— А я и не хуже! — Майка гордо и красиво вздёргивает кверху подбородок. Во всяком случае, ей самой кажется, что очень красиво.
Денис крикнул ей вслед:
— Смотри, если обманешь!
Теперь он топчется возле подъезда, холод начинает заползать под одежду, а Майя всё не выходит. В стороне ждёт Катя Звездочётова, она копает носком сапога ямку в снегу, напевает себе под нос и одновременно жуёт хлеб.
Не нужна Денису Майкина конфета, у него вообще от сладкого зубы ноют. Но он помнит — Катя Звездочётова должна досмотреть представление до конца. Денису нужнее всего её аплодисменты.
А Майка-Босоножка всё не идёт и никаких конфет не выносит.
Кате, кажется, надоело ждать. Денис надвигает шапку поглубже, резко поднимает воротник. А Катя Звездочётова повернулась и медленно уходит.
Денис не выдерживает:
— Не уходи, Катя. Она сейчас выйдет как миленькая. Посмотришь.
— Не-а. Не выйдет. Спорим?
— Выйдет! Спорим!
И тут наверху раскрывается форточка. Высовывается Майкина голова.
— Эй! Никаких конфет не будет! Катись отсюда!
Ах, как хохочет Катя Звездочётова! Заливается, и смех у неё зловредный. Хохочет наверху Майка Башмакова. И смех у неё победный.
У Дениса глаза становятся узкими, как у разъярённого тигра.
— Ах, ты так! Ну, Босоножища! Теперь всё! Завтра получишь!
Она должна испугаться! Ишь, расхрабрилась! У неё же нет выхода — завтра ей придётся появиться в школе. Но она, эта Майка, отвечает:
— А я не боюсь! Не боюсь тебя ни капли!
И он прекрасно понимает — правда не боится.
Форточка захлопывается громко, как будто ударил салют.
Убегает Катя Звездочётова, отщипывая кусочки батона.
А Денис, как побитый щенок, тащится по улице. Майя смотрит из-за шторы. Он даже ледяную дорожку обошёл стороной, не разбежался, не прокатился. Ему не до того. Вот так, Денис. Не всегда ты главный победитель. Хотел покрасоваться перед своей Звездочётовой? Вот и покрасовался. А Майю не победил. Нет, не победил. И Петрушку из неё не сделал. Сам ты, Денис, оказался сегодня Петрушкой из кукольного театра. А Майя Башмакова — нет. Такой она человек — Босоножка-Туфелька.
Мама зовёт:
— Майя, иди, наконец, ужинать.
До чего же вкусная сегодня жареная картошка!
— Ох, хорошо! — Майка похрустывает квашеной капустой, — Я, мама, знаешь как проголодалась? Обед был вон когда! А ужин — вон когда!
Как много произошло сегодня с Майей между обедом и ужином. Ей даже кажется, что она повзрослела за эти часы. А что ж? Может быть, так и есть. Ведь иногда человек взрослеет не постепенно, а рывками. Возможно, в этот синий зимний вечер и был такой рывок?
— Знаешь, мама, почему я долго не шла? Мы играли в снежки.
Мама мечтательно улыбается:
— В снежки. В своё время я очень любила играть в снежки. Волшебное необъяснимое чувство — тебя лупят этими снежками, а тебе нисколько не больно, не обидно, а только весело. Чем больше в тебя кидают, тем тебе веселее. Правда, Майка?
— Конечно. Чего обижаться? Это игра. Правда, мама?
— Да, игра, конечно. — Мама вдруг спросила серьёзно: — Майка, кого это ты не боишься? Если не секрет.
— Некрасиво подслушивать, — быстро отвечает Майка.
— Подслушивать! Ты кричала на весь микрорайон. Ну? Кого же ты не боишься?
— Я-то? — Она опять, как на лестнице, вздёргивает подбородок. Лёгкие волосы взлетели и снова легли на лоб. — А никого! Ну совсем никого и ничего я не боюсь.
Мама продолжает смотреть на неё, глаза у мамы почему-то становятся грустными. А может, это кажется, что грустными.
— Пей чай, моя смелая прекрасная дочь.
Мама подвигает к Майке полную вазочку конфет. Но Майя отодвинула от себя конфеты.
— Не хочется. Я, мама, не очень люблю конфеты.
— Да? С каких это пор?
— С сегодняшнего дня, кажется.
Девочка-боксёр
Игорь Иванов сидит на дереве, довольно высоко над землёй, он ждёт Армена. Но Армен почему-то опаздывает. От нетерпения Игорь вертится, пересаживается поближе к стволу тополя, а потом опять отодвигается подальше. Сук, на котором он сидит, корявый, промёрзший насквозь, и сидеть на нём не так уж удобно. К тому же Армен долго не идёт, а Инга может появиться в любую минуту.
