– Скоро еще поговорим.
Да, они говорили как обычно. Не драматизируя. Не скандаля. Кэти не стучала кулаками и не пыталась выбраться из кузова. Не толкала ногами крышку. Не жаловалась, что внутри темно и что ей жарко и неудобно. Она вела себя спокойно. Смиренно ждала, пока они вернутся домой и она сможет вылезти, чтобы и дальше помогать Шелли.
И хотя Кэти была согласна ездить в кузове, голой работать по дому и глотать любые таблетки, которые Шелли ей давала, та все равно находила способы еще поиздеваться над ней. Просто потому, что ей этого хотелось.
Однажды девочки с ужасом наблюдали, как мать усадила Кэти на крыльце, надела ей на голову миску для салата и острыми профессиональными ножницами обрезала ее длинные кудрявые волосы, которые служили Кэти, парикмахеру, визитной карточкой. Слезы катились у Кэти по щекам, но она молчала. Пряди волос неопрятной кучей лежали на досках террасы.
– Дети! – воскликнула Шелли, разделавшись с шевелюрой подруги. – Только посмотрите на новую стрижку Кэти! Правда, чудесное укороченное каре?
На Кэти невозможно было взглянуть, не выдав своих истинных чувств. В том, что сотворила с ней их мать, не было ничего чудесного. Никки показалось, что это худшая стрижка, которую ей когда-либо приходилось видеть. Настолько плохая, что так не могло получиться случайно.
– О да, – ответила Никки. – Мне очень нравится. Выглядит прекрасно!
Сэми мутило от отвращения, но она тоже согласилась:
– Тебе идет, Кэти!
Они прекрасно знали, что любой другой комментарий привел бы к весьма печальным последствиям. Может, для Кэти. А может, и для них. С их матерью никогда нельзя было знать наверняка. Возможно, идею с уродливой стрижкой Шелли почерпнула из собственного детства, когда бабушка Анна обрезала ей волосы, чтобы проучить ее мачеху, Лару. «Ты ее толком не расчесываешь! Пришлось все отрезать!»
Как Лара, Никки предпочла держать рот на замке. Все вернулись обратно в дом.
– Почему Кэти позволяет маме делать с собой такое? – спросила Никки, когда была уверена, что мать их не слышит.
Сэми не знала. Шейн повторил то, что говорил уже много раз:
– Потому что твоя мать сумасшедшая. Вот почему. Кэти боится ее до смерти. И мы все тоже.
Глава двадцать вторая
Наверное, дело было в таблетках. До переезда к ним Кэти была совершенно нормальным человеком. Имела свое мнение о разных событиях, происходивших в мире. Держалась как уверенная в себе личность. Уж точно не чувствовала себя боксерской грушей, живущей от удара до удара.
Шейн с Никки решили выяснить, что же такое с ней происходит. И забрались в комнату к матери, когда той не было дома, а Кэти занималась делами.
– Надо посмотреть, чем мама кормит Кэти, – сказал Шейн.
Шелли держала кучу лекарств у себя на трюмо и на тумбочке возле кровати. В медицинском шкафчике на первом этаже тоже хранилась целая аптека с десятками рецептурных препаратов, включая «Лоразепам», «Нитроквик», «Атенолол», «Алтас» и «Паксил».
Это было довольно странно.
Названия большинства лекарств дети никогда не слышали. Рецепты на них Шелли получала у разных врачей по всему округу и отоваривалась в разных аптеках в Реймонде, Саут-Бенде и Абердине.
«Прозак» – зелено-белые капсулы – Никки с Шейном, однако, узнали сразу.
– Это их она постоянно дает Кэти, – сказала Никки.
Шейн бросил таблетку в рот и проглотил.
«Я помню, что минут через двадцать после этого его здорово перемкнуло», – говорила Никки впоследствии.
Шелли травила Кэти лекарствами.
Позднее многие задавались вопросом, не делала ли она того же с Шейном и с девочками, по крайней мере, время от времени.
Связь Никки с Шейном крепла. Их сближали наказания, которым они подвергались вместе, и тот факт, что Сэми была избавлена от большинства этих унизительных и мучительных процедур. Только с переездом Кэти их жизнь стала немного легче.
Они шептались между собой, как все подростки, и фантазировали о том, как могут положить конец истязаниям и спасти мир от Шелли.
– Надо запереть ее в подвале, – сказал Шейн как-то раз. – И оставить там навсегда.
– Или на чердаке, – подхватила Никки. – Где угодно, лишь бы подальше.
– Да, – согласился Шейн. – Но, если серьезно, почему твоя мать такая психованная?
Никки пожала плечами.
– Откуда мне знать?
Шейн ненадолго задумался.
– Ну да. Некоторые рождаются уже такими. Но знаешь что: я отсюда выберусь.
– И я.
– Нет, я серьезно.
Никки очень бы хотелось иметь достаточно мужества, чтобы осуществить планы, которые строил Шейн, но что-то держало ее в этом доме. Она могла говорить о побеге, но знала, что никогда не воплотит свои мечты в реальность.
А вот Шейн пытался, и неоднократно.
Каждый раз, когда он сбегал, Никки говорила себе, что это хорошо, и в душе желала ему удачи, пока мать заталкивала девочек в машину, собираясь ехать его искать. Никки не теряла надежды, что когда-нибудь ему все-таки удастся освободиться.
У Шейна были веские причины для того, чтобы убежать из дома тетки.
Шелли вечно придумывала новые способы, чтобы причинить ему боль.
Однажды она вытащила из ящика на кухне скотч, а из медицинского шкафчика в ванной «горячий лед». Это было ее последнее изобретение: от побоев она переходила к все более странным и изуверским методам. Шелли заставила Шейна раздеться и связала ему лодыжки и запястья скотчем, велев девочкам смотреть. Шейн протестовал, но физического сопротивления не оказывал. Не пытался бороться с ней.
Дальше Шелли поставила его в угол у входной двери и намазала «горячий лед» ему на пенис, пока мальчик кричал от боли.
– Больше так никогда не делай! – сказала она.
Годы спустя никто не мог вспомнить, что же он такого натворил, чтобы заслужить то наказание. Просто их матери нравилось доводить ситуацию до крайности. Шейн был унижен, злился на Шелли, но позволял ей делать это с собой.
Мать и старшая сестра уехали в магазин, оставив Сэми караулить Шейна, который сделал что-то, отчего Шелли вышла из себя. Она заставила его раздеться, снова связала ему руки и ноги скотчем и поставила в угол у входной двери.
– Смотри, чтобы он не двигался с места, – велела она Сэми, уезжая.
В следующую секунду, после того как во дворе заурчал мотор, Сэми сделала то же, что и всегда – что делали они все, – стоило матери выйти из дома.
Побежала в ванную.
Шелли никогда не позволяла детям пользоваться туалетом без ее разрешения и закрывать туда дверь. В большинстве случаев она стояла рядом, пока они справляли нужду, и глазела на них, словно проводила научный эксперимент.
