Когда Сэми закончила и вернулась в гостиную, Шейн исчез.
В панике, она обыскала весь дом и двор, но Шейна не нашла. Сэми сердилась на него за то, что он сбежал. Она знала, что мать заставит их всех сесть в машину и будет разыскивать Шейна день и ночь, сколько потребуется. В этом смысле Шелли была неутомима. Настоящая охотница. Она никогда не останавливалась, пока не настигнет добычу. Неважно, что девочкам завтра в школу, поиски могли продлиться хоть до трех часов ночи.
Уже сгущались сумерки, когда Сэми отыскала Шейна в соседском сарае.
– Тебе надо вернуться домой, Шейн, – сказала она. – Мама вне себя. Ты же знаешь, она все равно тебя найдет.
Шелли не сказала ни слова, когда Шейн вошел в дом. Он был голый и весь трясся от холода. И плакал.
Она посмотрела на него тяжелым взглядом.
– Прости меня, мама, – сказал мальчик. – Обещаю больше так не делать.
Наконец Шелли заговорила – спросила Шейна, о чем он думал. Тон ее был неожиданно заботливым, мягким. Она как будто нашла потерявшегося котенка и собралась приютить у себя дома.
– Мы очень тебя любим, Шейн, – сказала она. – Не пугай нас так больше. Я просто не знаю, почему ты хочешь от нас уйти.
В другой раз, когда Нотеки поехали в аквапарк «Дикие волны» на севере Такомы, Шейн снова попытался сбежать. Шелли тут же прервала отдых и бросилась за ним в погоню. Никки и Сэми уже знали, что будет дальше, и сердца у них сжимались. Их увезут из аквапарка, и мать станет преследовать Шейна, пока не вернет его обратно.
Они разыскивали мальчика два дня. Сначала в районе Тилликум, где Шейн жил до того, как перебрался в Реймонд. Перерыли там все сараи и заброшенные гаражи. Обегали все магазины в гигантском «Такома-Молл». Шейна нигде не было.
Шелли даже заехала в Такоме к гадалке, чтобы спросить, где искать племянника.
– Мам, – сказала Никки, зажмурив глаза в ожидании пощечины, – он не хочет жить с нами. Позволь ему уйти.
Шелли пропустила ее слова мимо ушей, она крутила головой, повсюду высматривая Шейна.
Никки про себя молилась, чтобы они его не нашли.
Пожалуйста, Господи, пусть Шейн убежит. Мама сумасшедшая. Ему надо спасаться.
Но Бог не услышал ее мольбы. На следующий день, после нескольких часов поисков, Шелли отыскала своего беглого племянника и усадила в машину со словами, так много значившими для него.
Она сказала, что очень его любит.
Хотя к тому времени он уже мог бы понять, что все это ложь.
– Ты нас очень напугал, Шейн, – говорила Шелли ласковым голосом, притворяясь крайне озабоченной. – Никогда так больше не делай. Я чуть с ума не сошла от тревоги. И девочки тоже. Мы все тебя любим.
Глава двадцать третья
После того как Шелли приняла решение, что Тори с ее кроваткой больше незачем оставаться в спальне родителей на первом этаже, она велела Кэти освободить холл между комнатами Никки и Сэми.
– Я устроила для тебя уютную спальню внизу.
К тому времени все вещи Кэти, включая кровать и трюмо, а также одежду, которую она привезла с собой, когда переехала, давно исчезли. Кэти не жаловалась, она успела разучиться отстаивать свои позиции. Шелли полностью контролировала ее.
Уютной новую спальню назвать было никак нельзя. Она находилась в подвале, справа от лестницы: старая топочная по другую сторону от пустого пространства, где спал Шейн. Размером полтора на два метра, с голыми цементными полами и неотделанными стенами, из которых торчали гвозди. Она была мрачная и очень холодная, даже летом. И такая узкая, что туда с трудом влез матрас.
Кэти немного опечалилась тому, что ей приходится переселяться, но жаловаться не стала. Она согласилась, потому что Шелли сказала, так будет лучше для Тори.
– Тебе очень понравится там, Кэти.
Сэми эта идея возмутила. Она сердилась, что Кэти заставляют жить внизу, в этом ужасном закутке. Вскоре после того, как Кэти перебралась в топочную, Сэми нашла коробки с ее вещами, которые мать, по ее словам, давно кому-то отдала, потому что Кэти в очередной раз ее разозлила. Сэми принесла вниз несколько постеров и взялась развешивать их по стенам. Увидев, что она делает, Кэти ударилась в панику.
– Не надо! – умоляла она.
– Да все в порядке.
– Нет, – повторяла Кэти, – пожалуйста, не надо!
Сэми продолжала вешать плакаты.
– Нам надо как-то тут все украсить. Сделать уютнее, для тебя.
Кэти была в ужасе.
– Сэми, прошу тебя, – настаивала она, – остановись.
Сэми могла понять ее страх. Она знала, что матери это не понравится, но ведь комната Кэти была такая ужасная, и там так отвратительно пахло. Она хотела сделать ее хотя бы приемлемой. Не уютной, нет. Просто чуть более симпатичной.
Кэти знала Шелли лучше, чем ее собственная дочь.
Когда Шелли увидела, что сделала Сэми, то накричала на Кэти и сорвала постеры со стен. Потом набросилась на Сэми, обозвала противной девчонкой, и приказала не совать нос в чужие дела.
– Чтобы я больше такого не видела, – отрезала она.
Однажды поздно вечером, после заморозков и снегопада, Кэти сделала что-то, сильно рассердившее Шелли. Очень сильно. Такой разъяренной Никки и Сэми мать еще не видели. Девочки стояли у окна в комнате Никки и смотрели, как их родители заставляли Кэти взбираться на вершину небольшой заснеженной горки за домом. Шейн тоже пришел поглядеть. Кэти была голая и от холода вся дрожала. Невозможно было представить, что родители приготовили для нее. Никки и Сэми не могли оторваться от зрелища, разворачивавшегося за окном. Кэти умоляла Дэйва и Шелли пустить ее внутрь, но они не слушали.
– Делай, что тебе говорят, Кэти, – кричала Шелли на нее. – Почему ты вечно создаешь мне проблемы?
Потом Дэйв молча столкнул Кэти с горки, и она скатилась вниз, рыдая и вскрикивая от боли. Как только Кэти оказалась у подножья, Шелли скомандовала:
– Вставай! Залезай обратно наверх!
Кэти поплелась на горку, обливаясь слезами.
Так продолжалось несколько часов. Кэти едва держалась на ногах от холода и боли. Раз за разом, вверх и вниз. В слабом свете, лившемся из кухонного окна, было видно, что ее спина и ягодицы исцарапаны до крови ледяными кристалликами снега.
– Простите меня! – взывала она к своим мучителям. – Я больше так не буду. Мне холодно. Мне больно. Пожалуйста, Шелли! Пожалуйста!
Кошмар тянулся бесконечно. Шейн, покачав головой, ушел к себе в подвал. Даже не сказав, как обычно, что это чистое безумие. Сестры тоже устали на это смотреть и забрались к Никки в постель, где так и проспали, сжимая друг друга в объятиях, до самого утра.
«Утром мы вышли на улицу, – вспомнила Сэми позже, и голос ее сорвался. – Я, моя сестра, Шейн… Снег на горке был весь в крови… Широкая красная полоса».
