«Она нагрубила официантке, – рассказывала Никки. – Обозвала ее и отправила свое блюдо на кухню. Помню, я думала: Мне все это не нужно. Я не хочу в этом участвовать. Встретиться с ней было огромной ошибкой».
Никки ничего не рассказала Шелли о своей жизни. И ушла из ресторана, даже не доев десерт. «После этого мы с ней больше не виделись».
Тори Нотек старалась держаться мужественно. Ни слова не говорила сестрам о том, что творится у них дома. Не потому, что не хотела, чтобы мать привлекли к ответу, а потому, что боялась будить спящего тигра.
С учетом того, что ей приходилось видеть, Тори представляла, что мать может сделать с ней. И считала, что сама отчасти виновата.
Вот что она писала в дневнике, обращаясь к матери:
«Я знаю, что иногда может показаться, будто я тебя не понимаю или не хочу понимать, но это не так. Совсем не так. Я всегда могу тебя понять и всегда хочу. Мне ужасно жаль, что я так разочаровываю вас с папой. Я знаю, это моя вина».
Хотя Тори и не знала, как выразить это в словах, в глубине души ей было ясно, что ее матери доставляет удовольствие наблюдать за чужими страданиями. Как назвать человека, который наслаждается, причиняя другому боль? Должно быть какое-то слово… Но Тори его не знала. Кто улыбается, когда другой кричит? Приходит в восторг, когда кого-то жжет или режет?
Почему ее мама такая?
В паре случаев Тори слышала, как мать приказывала Рону забираться под большой обеденный стол в гостиной, прилегавшей к ее спальне. Однажды она решила посмотреть, что там происходит.
Хотя бы раз.
– Ты будешь сидеть здесь, – приказала Рону Шелли, – пока я не услышу твой плач.
Рон под столом сжался в комок.
– Прости меня, Шелли, дорогуша! – просил он.
– Ничего не выйдет, ты, бесполезный сморчок!
Рон начал издавать хнычущие звуки.
От этого Шелли разозлилась еще сильнее.
– Ты чертов притворщик! – заорала она. – Я знаю, что ты прикидываешься!
Тори попросила мать отпустить Рона.
– Нет, – равнодушно отрезала та. – Он наказан. Оставь его. Рон плохо себя вел. Я не собираюсь вдаваться в детали. Просто оставь его.
Немного погодя Тори увидела, что Рона отпустили. Но ненадолго. Вскоре он опять сидел под столом и плакал.
Она была уверена, что слезы его искренние.
Глава шестьдесят восьмая
Когда заместитель шерифа округа Пасифик Джим Бергстром попытался передать Рону ордер на запрет приближаться к матери, выданный по ее требованию, он, подъехав к дому Нотеков, заметил самого Рона у них на крыльце. Была весна 2003 года. Рон, исхудалый и похожий на паука, бросил в сторону машины шерифа испуганный взгляд и, нырнув в дыру в заборе, кинулся бежать через поле к лесу за домом.
– Эй, Рон! – позвал его Бергстром. – Мне надо только отдать тебе бумаги!
После того как Рон скрылся среди деревьев, заместитель шерифа постучал в дверь. Подождал. Еще подождал. Никто не открыл, и он наконец уехал, хотя и был уверен, что в доме кто-то есть.
Там действительно кто-то был.
Через пятнадцать минут диспетчер в полицейском участке принял вызов от Шелли Нотек. Она была возмущена. Рассержена. Озабочена. Хотела встретиться с заместителем шерифа у здания почты в Реймонде, чтобы выяснить, что происходит. При встрече Бергстром сообщил ей об ордере, который требовалось передать Рону.
– Он больше у нас не живет, – ответила Шелли, глядя Бергстрому прямо в глаза. – Переехал в Такому.
– Я не люблю, когда мне врут в лицо! – вспыхнул заместитель шерифа. – Я видел его у вас на крыльце. Он убежал. Я знаю, он был там.
Шелли, как обычно, тут же придумала, как отвертеться. У нее никогда не возникало с этим проблем.
– Наверное, испугался, что вы арестуете его. Он болен. Я ухаживаю за ним. У него проблемы с сердцем.
Она обещала, что заставит его позвонить.
Перед тем как уехать, Бергстром спросил ее про Кэти Лорено. Сказал, что семья Кэти сильно обеспокоена ее исчезновением с каким-то парнем-дальнобойщиком. Что один из братьев Кэти даже нанял частного сыщика для розысков, а мать подала в газету объявление о пропаже человека.
– Я уже давно ничего от нее не получала, – ответила Шелли.
И никто другой.
После встречи с заместителем шерифа Шелли стала беспокоиться сильнее – и отнюдь не из-за Рона. Оказывается, семья Кэти разыскивает ее и даже готова привлечь власти.
Немного погодя Шелли рассказала Сэми, что столкнулась в магазине с матерью Кэти, Кей.
– Она, как обычно, держалась очень мило, – поведала Шелли своей средней дочке. – Так приятно было увидеться с ней.
Сэми сильно сомневалась, что они действительно встретились. Сначала она списала это заявление на навязчивую тягу матери ко лжи. Ложь была для Шелли как глоток свежего воздуха. Сэми никогда не понимала, почему мать предпочитает лгать там, где гораздо умнее было бы просто промолчать.
Потом ей стало ясно: Шелли решила использовать эту якобы состоявшуюся встречу как пробный камень – чтобы еще раз проговорить их версию исчезновения Кэти.
– Ты помнишь имя ее парня? – спросила она.
Сэми мгновение поколебалась.
– Рокки?
Это было как телевикторина. Игровое шоу. Оживление вымышленной истории.
Шелли накинулась на Сэми:
– Думай! Кем он работал?
– Водителем грузовика.
На этом мать не остановилась. Она раз за разом заставляла Сэми повторять, как выглядел Рокки. Как сильно Кэти влюбилась в него. Как уехала, чтобы зажить с ним той жизнью, о которой всегда мечтала.
– Если придет полиция, ты знаешь, что говорить?
– Да, мам, – ответила Сэми. – Знаю.
Так продолжалось и дальше, при личных разговорах и по телефону. Шелли подвергала дочь настоящим допросам. Иногда проделывала то же самое с Дэйвом. Старалась, чтобы все поняли, насколько ставки в этом деле высоки.
– Наша семья будет уничтожена. Подумай о Тори! Она окажется в приюте.
Однако никакие предварительные меры не подготовили – не могли подготовить – Шелли к тому, что произошло дальше, когда разразилась катастрофа.
Тори с матерью сидели в машине, и Шелли перебирала конверты с почтой. Счета она, как обычно, игнорировала, выискивая то, что ее по-настоящему интересовало – чек от мужа и каталоги торговых компаний, продававших разные безделушки.
Которых она не могла себе позволить.
Шелли распечатала какое-то письмо, и ее настроение вдруг переменилось. Лицо побелело, руки затряслись. Она не могла оторвать взгляд от текста. Адрес на конверте был отпечатан на машинке, на штемпеле стояла дата: Олимпия, 18 апреля 2003 года.
