Но вдруг ее схватили за плечи и просто отодвинули!
— Кайрон! — захныкала, цепляясь за напряженную шею. — Хочу…
— Нет, сладкоголосая. Не сейчас.
Мазнув лёгким поцелуем по губам, прижался к ее лбу своим и протяжно вздохнул.
— Не сейчас.
Она не была волчицей и не могла чувствовать эмоции пары так, как их ощущают оборотни. Но от тяжелого взгляда и затаенного страха в его глазах стало дурно.
— Все хорошо, — она гладила мягкую щетку пепельных волос, утешая, как и он утешал ее когда-то, — со мной … с нами все хорошо.
Без задней мысли, и, скорее, по привычке, она попыталась призвать целительную силу, чтобы проверить, действительно ли в порядке ребенок. Но лёгкая волна тепла не пронеслась от затылка до пяток, и в груди не растеклось приятное покалывание. Глухая пустота ширилась там, где раньше клубились силы.
— Мой… Дар…
Хлоп — и картинка перед глазами перевернулась темно-багровым калейдоскопом. Замелькали серебряные и золотые пятна, зазвучали голоса. Волчий вой сплетался с шепотом, знакомым до ноющей боли в сердце, и по лбу фантомной прохладой скользнуло ощущение осторожных пальцев. «Куда годится девке в положении — и на земле лежать…»
— Я знаю, — отозвался Кайрон, — теперь ты пахнешь немного иначе. Не только из-за беременности. Мне жаль.
Его слова звучали глухо, будто между ними была плотная стена ваты. А в голове гуляли обрывки странного сна. Невозможного, потому что так не бывает! Живые не слышат и не говорят с умершими! А ещё людей не находят в окружении стаи волков, и Дар не пропадает, словно его и не было. На мгновение острый укол жалости пробил навылет ее сердце — теперь она обычный человек. Но как так получилось? Айла не могла вспомнить, словно этот отрывок сна накрыло плотной черной вуалью. Только несколько тусклых фрагментов остались в памяти.
— У меня пропал Дар, — повторила, не в силах поверить в это, — и я Стефана видела…
Мелькнувшая догадка перекрыла мысли о потерянном Даре.
— Его надо похоронить! — выпалила, не раздумывая.
Душа ее друга до сих пор скитается без пристанища… Конечно, Стефан снился ей! А Дар…дар… Айла отчаянно размышляла, куда бы он мог деться. Сколько она провела с волками? Выгорел из-за неосознанного использования, чтобы поддержать жизнь внутри себя? В попытках найти оправдания «чудесам» она не заметила, каким внимательным и собранным стал Кайрон.
— Стефан уже похоронен. Я возвращался на место боя не за твоими вещами — нашёл их случайно. Главная цель неподвижно лежала в овраге. Он защитил тебя. И… был дорог тебе?
Последняя фраза горчила ревностью и на этот раз его губы были не так приветливы поцелую.
— Он заботился обо мне, — шептала, пытаясь скрыть непонятно откуда взявшееся удовлетворение, — и я была благодарна, а потом встретила тебя.
Кайрон ворчал, но глаза стали светлее. А касание губ откровеннее.
— И Гвен права, — добавил, вновь отстраняясь, — слишком много чудес. Не получив ни одной раны, ты исчезла перед самым носом… — Кайрон зарычал, но Айла поняла, кото он имел ввиду, — а потом тебя искали два дня и две ночи, Айла. Все то время, пока я без отдыха летел назад. Ощущение связи пропало. Мне казалось, что ты… Ты… Нет! — красивое лицо исказилось в болезненной судороге. — Но как только Эйнар перехватил меня на полпути, я почувствовал тягу. Словно знал, куда бежать и где искать. Полмили, сладкоголосая. И дюжина волков, сгрудившися вокруг тебя. Любой щенок почуял бы этот зверинец, не выходя из собственного логова. Звери рычали на каждого, кто приближался, и лишь меня подпустили ближе.
Кайрон видел недоверие в любимых глазах, а ещё непонимание. Он и сам не мог сложить все куски в одно, разве что с помощью невозможного слова — чудо. Все, начиная от разума в глазах обычных животных, заканчивая новыми нотками в ее запахе. Он не мог поверить ни одному, ни второму! Поднимая бесчувственную пару с мягкой моховой подстилки, жадно принюхивался к спящей девушке. Как безумный рычал на любого, кто смел подступиться, страшась за ее жизнь и жизнь будущего детёныша.
Двое суток без воды, еды и сознания! Как возможно? Волчица бы наверняка скинула щенка за несколько последующих дней. Но его Айла оказалась не просто крепкой — для нее словно и не было долгого беспамятства в лесу. Ни лихорадки, ни пятен крови на бедрах. Самочка просто спала! И не каким-нибудь больным сном, а словно прилегла отдохнуть после вкусного обеда. Только вот проснулась лишь по истечению еще одного дня.
Устроив голову у него на плече, Айла терлась носом о шею, пальцами ерошила волосы, и прижималась так, что и без запаха Кайрон понял, чего сейчас желает его женщина. И сам бы с удовольствием ответил, перед этим завернув сладкоголосую иволгу в плащ и унося из логова шаманок в свое собственное. Но до сих пор до дрожи боялся разомкнуть руки, не умея сладить с дурной фантазией, что это все обман. И к горлу все так же поступала тошнота, стоило вспомнить те двое суток агонии и пыток, что он перенес на лапах.
Никогда и близко Кайрона не ослепляла настолько пронзительная и невыносимая боль потери. Даже когда родители в один лунный месяц покинули его, оставляя без своей заботы на семнадцатой весне. Отец погиб в горах, а мать не смогла выжить без своей пары. Но тогда сердце разрывало на части, а сейчас его и вовсе не стало. Он забыл о сне и еде. Бежал и бежал, пока не падал с пожаром в лёгких и мутной пеленой перед глазами.
Но спустя некоторое время снова мчался вперёд, загоняя себя до кровавой слюны. Его Айла! Его любимая! Сотня клятв и молитв рождались в горьком вое зверя. А ещё обещаний стереть в кровавое месиво любого, кто посмел навредить. Уничтожить, порвать, зубами вытянуть жилы!
— Ка-а-айрон, — запищала самочка. Вздрогнув, он ослабил хватку. Торопливо обцеловал личико и завернул Айлу плотнее. Нельзя думать о той суке, что сидит сейчас под охраной в одном из пустующих домов. Обозленная и напуганная Нельга даже и не думала оправдываться! А его передёргивало от отвращения, что эту сумасшедшую он обличал когда-то умом и красотой. Но их не осталось ни капли в растрёпанной бледной волчице с бешеными глазами.
— Она — не твоя пара! — рычала Нельга. — Это все лишь испытание, посланное Матерью Волчицей! Ты будешь моим! Я не проиграю комку грязи!
Кажется, тогда его оттаскивали альфа и Эйнар. И вообще запретили подходить к узилищу Нельги вплоть до самого суда. Кайрон опять зарычал. Злость и жажда самого жестокого наказания колола сердце ядовитыми иглами, отравляя кровь. И впервые ему не хотелось противиться собственной ярости. Только нежные проглаживания шеи и плеч усмиряли клокотавший внутри огонь. И этот особенный, влекущий до одури запах беременной их ребенком пары. Волк тихонько рычал, требуя окружить самочку самой трепетной заботой и любовью. Принести много полезной ей сейчас пищи, украсить логово дорогими вещами и мягкими шкурами. Ее соблазнительный рот должен изгибаться в одной лишь радостной улыбке, а лицо украшать румянец и счастливый блеск темных глаз.
