Проведя пальцем по экрану, я увидела лицо своего демона. Сведенные брови и прищуренные глаза, сам весь какой-то уставший. Я не удержалась и спросила:
— Как дела? Ты неважно выглядишь.
— Устал, — кратко ответил Глеб. — Нет сил домой ехать. А завтра примерно такой же день. Вот. Решил остаться на ночь в отеле. Хотя адски не хватает тебя, мой сладкий порочный ангел.
Я не сдержала тихого стона.
Господи, ну почему я не могу реагировать на этого человека нейтрально? Все его слова словно иглы под кожу, как доза нежного яда-наркотика. Невозможно оставаться равнодушной и разыгрывать холодность. Сил у меня хватило только делать вид, что ничего такого из моего рта не вырывалось.
— А ты скучала? — спросил Глеб, глядя на меня, как голодный лев на шницель.
— Нет, — пискнула я, но тут же смелее поддразнила его. — Конечно, нет. Мне было очень весело с твоими друзьями на яхте.
Глеб прищурился еще сильнее и тут же велел:
— Снимай куртку. Сядь на кровать, а телефон поставь на столик, чтобы я тебя видел.
Кожа покрылась испариной. А ведь он еще ничего особенного не сказал, не сделал.
— Значит, тебе понравилась прогулка на яхте? — спросил Москвин тихо и вкрадчиво.
— Да. Море такое красивое.
— Никто тебя не обидел? Ник не донимал?
— Нет.
Наконец, Москвин улыбнулся, облизал губы.
— Детка, твои соски… Им, кажется, тесно под маечкой.
Я закашлялась и невольно опустила голову, чтобы посмотреть на грудь. Зажмурилась тут же. Он был прав, конечно. Каждое слово Глеба закручивало новые витки возбуждения. Даже невинная беседа заводила меня. Тело реагировало соответственно.
— Лесь…
— Ммм, — откликнулась я, чувствуя себя голой, абсолютно уязвимой и открытой перед ним.
— Покажи мне, малышка.
— Что? — прохрипела я, догадываясь, о чем он просит, но нуждаясь услышать порцию возбуждающих пошлостей от моего демона.
— Опусти маечку, покажи свои сосочки, погладь их.
Я кусала губы и ерзала, не решаясь сделать это. Одна угроза. Один приказ. Немного давления, и я бы подчинилась. Но Глеб молчал. Он лишь смотрел на меня, буквально просверливая дыры глазами.
В этот момент я поняла, что он не будет. Не станет больше Москвин заставлять меня. Никогда он не сказал бы маме или Виктору о нашей первой встрече на кастинге. Не стал бы он публиковать или отдавать мои фото. Все это было лишь началом, прелюдией, толчком к чему-то, что сейчас росло во мне и множилось.
Взгляд его темных глаз скользил по мне, и я не могла не видеть в нем восхищения и вожделения. Это было теперь намного важнее и сильнее для меня, чем все его угрозы.
— Давай, Лесь, — повторил Москвин. — Будь хорошей девочкой. Для меня.
Он знал? Он читал меня как открытую книгу? Он как будто владел картой моих слабых мест и бессовестно давил на нужные кнопки.
Быть его хорошей девочкой — это то, что я сейчас хотела больше всего на свете.
Моя рука скользнула по плечу, опуская вниз лямку майки, открывая для него напряженный сосок.
Глеб облизал губы и громко выдохнул, когда я прикоснулась к себе, как он и просил. Видеть, что ему это нравится, слышать низкий грудной стон стало лучшей наградой для меня. Кажется, реакция Москвина разбудила во мне не только покорность и страсть, но и желание играть с ним на равных.
— Тебе нравится, да? — спросила я, не сводя с него глаз и продолжая играть с грудью.
— Да, девочка. Очень. Продолжай.
— Скажи, что именно.
Глеб чуть задрал вверх уголок губ, давая понять, что немного удивлен моими словами. Но удивлен приятно.
— Нравится, что ты не носишь лифчик под майку, маленькая, — заговорил он тихо и сексуально, хриплым шепотом. — Нравится твоя грудь. Маленькая, кругленькая. Идеальная для моих рук и моего рта.
Теперь я застонала, плавясь и ерзая от возбуждения, нуждаясь в большем. Я опустила вторую лямку и стала щипать и теребить оба соска одновременно, поощряя Глеба продолжать.
— Нравится, что ты любишь, когда я сдавливаю или кусаю твои соски. Маленькой невинной девочке вообще нравится пожестче, правда?
Он усмехнулся, наблюдая, как я действительно сильно потянула за соски, мечтая, чтобы это был Глеб, а не я. Москвин показал мне, что грубоватые ласки намного приятнее робких касаний. Сейчас я вообще не желала нежности. Мне хотелось острее, больше, сильнее.
Я, как чертов джедай, чувствовала, как пробуждается сила. Темная и яркая одновременно. Во мне, словно цветок, распускалось желание. Я не могла и не хотела игнорировать его.
— Когда ты сдаёшься, подчиняешься своим желаниям, то становишься адски красивой, Леся, — продолжал говорить Глеб, озвучивая все то, что со мной сейчас происходило. — Скажи, что понимаешь это, маленькая. Тебе нравится быть красивой?
— И развратной, — усмехнулась я.
— Немного порочной, — поправил меня Глеб. — Но это в сто раз сексуальнее твоих комплексов. И приятнее, правда?
Мне не хотелось спорить даже из вредности.
— Да. Черт с тобой. Так и есть.
— Проклятье, ты такая сейчас… А я понятия не имею, как сделать стоп-кадр во время видеосвязи.
Я рассмеялась.
— Ты конченый извращенец, Москвин.
— Что извращенного в желании снимать красоту? Обнаженную, чистую, свободную. Снимать тебя. Хочешь?
— Что?
— Фотосессию. Не могу отделаться от этой мысли с тех пор, как увидел тебя. На пробах. В одежде, которая тебе не идет. С краской на лице, которая тебя уродует. Хочу снять с тебя все, умыть и уложить на постель, целовать, ласкать, доводить до исступления и криков. Чтобы все это было в тысяче кадров. Твое тело, лицо, твоя порочная невинность.
— Глеб, — выдохнула я, потрясенная его словами.
Нет, он был не просто похотливым скучающим ублюдком, который решил развлечься со мной. Не мог такое сказать конченый урод и извращенец.
Меня так потрясли его признания, что я опустила руки и просто смотрела на него.
— Лесь, — позвал меня Москвин.
Я вздрогнула.
— Кажется, тебя заводят мои планы, — отметил Москвин, наблюдая, как я потираю бедра друг о друга.
Его ухмылка снова стала раздражающе самодовольной, и во мне опять включился режим противоречий.
— Тебе кажется, — буркнула я, натягивая майку.
Что за человек! Мне только что хотелось радовать его, но пара слов, и уже руки чешутся придушить.
— Вот уж вряд ли мне кажется. Но мы ведь договаривались без оргазмов, пока меня нет дома, — припомнил чертов демон. — Хотя я могу сделать исключение. Попроси, и я дам тебе кончить.
