Глеб аккуратно усадил меня в салон, и сам устроился рядом, сказал что-то по-итальянски, и водитель выжал газ.
Я не успела расстроиться, а Москвин уже обнял меня и снова стал целовать.
— Видит бог, малышка, я бы хотел всю ночь ласкать тебя, слушать твои крики и смотреть, как ты кончаешь…
Я прикусила его за губу и захныкала. От этих слов было почти больно, но и сладко тоже.
— Но ты пьяненькая, Лесь. Боюсь, в тебе говорит вино. И я тоже немного не в себе, чтобы ограничиться играми.
- Разве ты пьян? Мы всего бутылку выпили, — не могла не удивиться я.
— Пьян, малышка. Но не от вина. И мы выпили две. Иначе, ты бы замерзала или послала бы меня к черту.
Я не удержалась и укусила его за шею. Вообще, в меня кто-то вселился. Я стала понимать Глеба, который постоянно кусал меня. Или он опять прав, и это все вино?
— Ты чертов демон.
— Знаю. Ты говорила.
Пока я вспоминала, когда же говорила ему такое, Глеб снова стал меня целовать, гладил бедра, под коленями. Он сбросил мои сапоги, закинул мои ноги себе на колени.
Мы всю дорогу целовались. Я действительно никак не могла протрезветь окончательно. Голова кружилась, мысли путались, желания были одно другого нелепее. Я то почти плакала, то принималась раздевать Глеба. Он успокаивал меня, нежно, но твердо убирал мои руки от молнии на своих джинсах.
— Не надо, Лесь. Не сейчас, — уговаривал меня Москвин, не отпуская ни на миг. — Давай завтра утром поговорим. Тебе нужно поспать, сладкая девочка.
Я все-таки решила обидеться на его отказ. Машина остановилась, и Глеб замешкался, отыскивая наличные, чтобы расплатиться. А я прямо в носках выпрыгнула из машины и гордо побежала к дому.
Слава богу, было недалеко. На веранде я сняла носки и прошла внутрь по теплому полу. Горел свет на кухне, и я зачем-то отправилась туда, а не в спальню. Наверно, снова назло Глебу.
Чертов демон прав. Это раздражало, но признать было необходимо. Мне действительно нужно выспаться и протрезветь, а утром уже подумать обо всем, поговорить с Москвиным откровенно и прямо. Я хотела его до одури. Он знал это, конечно, но думаю, хотел бы услышать от меня лично.
Я собиралась попить воды и пойти спать, но мои планы нарушил Ник.
Я не сразу его заметила. Он сидел за кухонным столом. Вернее, почти лежал на нем, резко дернулся, когда я вошла.
— Ах, Леся, привет, — проговорил он нарочито беспечно.
Я не могла не заметить у него на носу белый порошок. Ник тут же вытер его рукавом, шмыгнул носом. На столе тоже была белая дорожка. Мне стало жутко, но я решила не показывать этого. Я взяла бутылку воды, стараясь не выдавать нервы.
— Привет, Ник. Ты чего так поздно? Иди спать.
— Тебя жду. Хочешь? — он кивнул на стол, встал и сделал шаг ко мне.
— Нет. Я только попить хотела. Да и тебе не стоило.
Ник усмехнулся. Я поспешила отступить, но он оказался быстрее и схватил меня за руки. Чертово дежавю.
— Тебе нужно расслабиться, Лесь. Что ты ломаешься, дергаешься? Прям целочка-целочка.
— Нет, — ответила я. — Мне и так хорошо.
— А будет лучше.
Его глаза опять были безумными, черными.
— Нет, Ник, — повторила я. — Отпусти меня, или закричу.
Наверно, это было зря. Ему совсем снесло крышу. Ник только сильнее сдавил мои запястья и подался вперед. Я приготовилась орать, но позади меня прозвучал спокойный сильный голос.
— Она сказала «нет». Отпусти ее, Ник.
Он тут же разжал руки, а я поспешила спрятаться за Глебом, который вошел в кухню. Босой, как и я, уставший и адски злой.
Рид рассмеялся, снова нервно вытирая нос рукой, глянул на стол. Глеб посмотрел туда же.
— Кажется, я велел тебе держаться от Леси подальше, — проговорил он, буквально цедя слова от злости.
— Брось, Глеб. Мы играли, баловались.
— Который раз за отпуск твое баловство доводит ее до слез? Третий?
— Какие слезы? Ты чего?
— А это? — Глеб кивнул на стол. — Какого гребаного хрена в моем доме? Я говорил, чтобы не было этого дерьма! Ник, твою мать, я подписался, поручился за тебя. Настя за тебя поручилась.
— Да я каплю.
— Мне насрать. Собирай вещи и уматывай.
— Что? Куда?
— Куда хочешь.
— Никуда я не поеду среди ночи. Какого… — кипятился Рид.
— Если через десять минут ты все еще будешь здесь, я опишу твоему куратору из ментовки все, что ты тут творил.
— Разыгрываешь? — Ник никак не мог поверить, что Глеб серьезно.
А я вот ни капли не сомневалась, что Москвин исполнит все свои угрозы.
— Проверь, — выплюнул Глеб и повернулся ко мне, взял за плечи, повел наверх, бормоча, — Избалованный зазвездившийся щенок. Кокс притащил, руки распускает… Позвал гостей, мать вашу.
Ненавидя себя за неадекват, я почему-то начала смеяться, а как только мы оказались в спальне — плакать. Глеб снял с меня куртку и свитер, нарядил в свою майку и прижал к себе крепко-крепко. Он обнимал, укачивал и гладил по голове, как маленькую, пока я всхлипывала и вытирала слезы, чувствуя себя жуткой истеричкой.
— Я не хотела, — выдавила я сквозь плач. — Я, правда, не хотела.
— Знаю, Лесь. Я знаю, — отвечал Глеб.
— И вчера не хотела. Он как обезумел.
— И это знаю, маленькая.
Я вздрогнула и отстранилась. Рыдания застряли в горле.
— Почему тогда?
Глеб убрал прилипшие к моей щеке волосы, прижался своим лбом к моему.
— Почему ты прогнал меня?
— Потому что злился. И потому что не хочу больше заставлять тебя быть рядом, маленькая. Ты всю ночь кричала и звала меня, просила спасти от Ника. И я снова злился, но уже на себя. Даже представить не могу чужие руки на твоем теле. Ты только моя, девочка. Моя хорошая, сладкая девочка.
Я вытерла слезы и судорожно втянула воздух через нос, стараясь успокоиться.
— Поэтому ты вел себя как сволочь весь день?
— Разве весь? Кажется, вечером я все искупил.
Он усмехнулся, а в глазах плясали черти.
— Это не смешно.
- Согласен. Мне жаль, что я тебя обидел, Лесь. И еще сильнее жаль, что поддался на уговоры и пустил Ника в свой дом. Но я действительно больше не хочу заставлять тебя спать в моей постели, со мной. А твои фото…
— Ты их все удалишь?
Я не сдержалась и задрала бровь, ехидно поглядывая на Москвина. Он усмехнулся и покачал головой.
