— За что?
— За то, что я не сказала… Про Глеба.
— Нет, Лесь, наверно, я слишком на тебя насела. Поэтому ты и закрывалась. К тому же я тоже не сразу рассказала тебе про Витю тогда. Всему свое время, наверно. Жаль, что вам не пришлось самим решать, когда оно должно наступить.
Я вздохнула.
— Да. Жаль. Я все еще не уверена, что это правильно.
— Что именно, детка?
Мама поставила чашки на поднос, погладила меня по щеке.
— Я и Глеб. Он старше меня и… Вообще.
— Ты влюблена в него?
— Абсолютно точно — да, но…
Мама покачала головой.
— Тогда никаких «но», Лесёнок. Слушай свое сердце, и плевать на все.
— А если он наиграется и бросит меня? — выдала я самый сильный свой страх.
— Значит, мы это переживем. Все можно пережить, Лесь. Я думала, что жизнь кончилась, когда умер твой папа.
Я покивала, кусая губы… Мама тоже всхлипнула. Мы не договорили. Не нужны были слова, чтобы это объяснить или понять. Только объятия.
Вытерев слезы, мы вместе заварили чай, разложили на подносе сладости. Мама в очередной раз пожалела, что отпускает помощников на ночь.
Я взяла чайник и салфетки, а мама все остальное. Мы посидели еще часик, а потом Глеб поднялся и потянул меня за руку.
— Нам пора, пожалуй.
Это был сюрприз для всех.
— Не останешься у нас? — спросила меня мама.
Я переглянулась с Москвиными. Стало совершенно понятно, что никуда он меня сегодня от себя не отпустит. Может быть, не только сегодня.
— Нет, мам.
— Нет, Свет, — повторил Глеб, улыбаясь довольным демоном.
Виктор не нашел, что сказать, кажется, только что-то бормотал о молодых и горячих.
Глеб помог мне одеться. Мы попрощались и пошли к его дому.
Я крутила головой, пока он включал свет и снова помогал мне избавиться от куртки. Мне нравился его дом. Никакого шика и гламура, все функционально и достаточно просто. Скорее всего, эта простота стоила как десять моих квартир, но я любила эту черту в Глебе — не впячивать свой статус. Ему не нужны были все эти символы богатства и силы. Он сам по себе был шикарным. Это не обязательно было подчеркивать.
Глеб прошел к бару, налил немного виски себе, я покивала, когда он вопросительно взглянул на меня. Москвин опрокинул в себя порцию сразу, а я только язык помочила.
— Думаешь, это Лика и Ник устроили нам травлю? — спросила я, возвращаясь к словам Виктора.
— Уверен, — ответил Глеб. — На самом деле никакой травли нет. Разве что в их фантазиях. Хотя мне действительно жаль, что…
— Ладно… Хватит.
Я запретила ему говорить, встала на цыпочки и поцеловала.
— Ты останешься со мной сегодня? — спросил Глеб. — Я не против твоей квартиры, но…
— Ах, ты не против, — засмеялась я, обнимая его за шею. — Конечно, ты не против. Просто взял и увел в свой дом. Как обычно. Глеб Москвин в своем репертуаре. Есть его мнение и ничего не значащее.
— Даже не буду отрицать. Я вообще хочу, чтобы ты жила здесь. Со мной.
Он положил ладони на мою попку и сжал, прижимая к своему паху. Я тут же почувствовала аргумент, которым он сейчас собирался апеллировать. Можно было сдаваться без боя.
Да и не хотела я больше воевать. В плену у демона так сладко.
— Пожалуйста, малыш, останься со мной, — попросил Глеб неожиданно нежно. — Хотя бы сегодня. Ты нужна мне.
— Да. Я останусь, — прошептала я в его губы, подчиняясь нежной потребности моего любимого мужчины.
— Пожалуйста, поехали на Новый год в Штаты. Со мной. Не хочу оставлять тебя здесь одну, а мне нужно ехать.
Я не хотела сейчас говорить об этом, но все же поддержала беседу.
— Зачем тебе ехать?
— Дела.
— Какие?
— Важные. Хочу выставку Бартона в Санта-Монике. Салманов обещал помочь.
— Оу, серьезно?
Я даже отпрянула от таких новостей.
— Да. Но серьёзнее и важнее сейчас совсем другое.
Губы Глеба скользнули по моей шее, и я согласилась обсудить все его важные дела после.
— Люблю тебя, девочка. Так тебя люблю, — прошептал Москвин.
Я взвизгнула, потому что он поднял меня на руки и понес в спальню. Там меня ждал сюрприз. Глеб включил свет и поставил меня на ноги. Я онемела.
Повсюду были мои фото. Штук десять, наверно. Те самые из Италии. В долине и в кинотеатре. В спальне Глеба и несколько у бассейна, на балконе. Я даже не помнила, не видела, когда он снимал.
— Боже мой, — простонала я, абсолютно потрясенная.
— Нравится? — ухмыльнулся Москвин.
— Ты совершенно безумный, озабоченный демон. И… я люблю тебя, кажется, именно поэтому.
— Это ведь хорошо, мой порочный ангел. Очень хорошо.
— Только мне не очень нравится, как ты расположил рамки. И сама оправа… — Я запнулась, увидев, как Глеб приподнял бровь и скептически посмотрел на меня. — Прости, это не мое дело, наверно.
— Твое, малыш. Все это — твое.
Мне показалось, что Глеб имел в виду не только спальню, дом и деньги, но и себя самого. Я хотела в это верить, а он разрешал. В этот момент мне стало действительно все равно на нашу разницу в возрасте и социальном положении. Мне стало все равно на все. Только он имел значение и ночь, которая будет безумной и волшебной. В лучших традициях моего демона.
— Не против, если мы обсудим багеты и композицию утром? — спросил Глеб усмехнувшись.
— Нет. Я буду даже настаивать на этом.
— О, слава богу.
Глеб закрыл мне рот поцелуем и повалил на кровать. Очень скоро меня перестали волновать фотографии, интриги и весь мир.
Эпилог
— Малыш, помоги, — попросил Глеб, протягивая мне руку.
Я застегнула запонку на манжете рубашки и коснулась губами его ладони.
— Все будет хорошо, — улыбнулась я ему, читая на лице моего демона неуверенность.
Это было так редко, но я ценила подобные моменты с особой извращенной радостью. Глеб был незыблемой скалой, сильным уверенным, упрямым и успешным. Всегда. Кроме вот таких моментов, когда он не мог повлиять на ситуацию, и оставалось только надеяться и ждать одобрения толпы.
Я уже открывала выставку Бартона в Москве, Риме и Париже. Тайна личности мастера, конечно, сделала отличную интригу. Мы заманили столько людей, продали много работ. Я особенно гордилась, что на некоторых фото позировала сама. Конечно, ракурс, игра света и немного ретуши делали меня неузнаваемой, но я и не жаждала славы. Мне просто нравилось иногда быть музой Глеба. Вернее, мистера Бартона.
