— Меня зовут Леся, — поправила я его. Ненавижу свое полное имя.
— А мама зовет Лесёнок.
Я вспыхнула снова, спеша вниз по лестнице, стараясь не упасть.
Это миленько, — продолжал глумиться Москвин. — И то, что ты бережешь себя — тоже. Или просто нет подходящего принца?
Я развернулась, снова глядя на него с вызовом.
— Глеб… Как Вас там по отчеству…
— Никак. Просто Глеб. Для тебя, — добавил он многозначительно и чуть тише, словно мы хранили какой-то важный секрет.
Мы и хранили, стоит признать.
Я не стала настаивать на отчестве, хотя мне не нравилось это панибратство. Он был старше меня лет на десять точно. Даже больше, наверно.
— Ладно, Глеб. Если Вы полагаете, что я буду с Вами обсуждать эту тему, то очень ошибаетесь. Я и с матерью об этом не говорю…
— Да, я заметил, — хохотнул он. — А вот она с тобой, похоже, часто говорит.
Я зажмурилась, не зная, как это все пережить, но Москвин сжалился и пошел вперед к стеллажам.
— Если честно, это же здорово, что воя мама такая продвинутая. Давай найдем Krug и Бордо.
Я поежилась, только сейчас замечая, что в подвале холодно. Тут же мне на плечи лег теплый пиджак Москвина.
— Не надо, — взбунтовалась я.
А он только взглянул и покачал головой, отметая мой протест. Меня окутал мужской свежий запах, а взгляд Глеба приговорил к молчанию во имя здоровья. Как ни крути, а платье у меня было очень легкое, тонкое. Москвин же остался в мягком черном свитере под горло. Он был на нем и днем. Наверно, именно из-за темной одежды мне казалось, что в нем есть что-то демоническое.
Я попыталась выдавить из себя благодарность за пиджак, но пока работала над подавлением гордыни, Москвин снова заговорил.
— Я так понимаю, Калинины не знают о твоих попытках стать моделью?
Благодарить его тут же расхотелось.
Почему нельзя просто молча найти вино, не поднимая неудобных тем?
— Хватит им и одной звезды, — пробормотала я себе под нос.
Москвин, кажется, услышал. Черт, зря я это вслух сказала.
— Имеешь в виду Лику? Да, от нее не в восторге заказчики, но все равно берут из-за Виктора. Ей карьера не светит дальше Москвы. А вот тебе — вполне.
— Да, конечно, — снова не сдержала я сарказма. — И Вы мне готовы помочь. Помню-помню. Спасибо. Не надо.
— Леся…
— Не надо. Я же сказала.
— Надо, детка. Подержи бутылки.
Я зажмурилась, повернувшись к Москвину. Когда открыла глаза, он смотрел на меня, протягивая две бутылки шампанского. Ухмылялся, разумеется.
Демон.
— Большое спасибо, — проговорил он, доставая еще две и ящик, в который все и поставил. — Бордо наверху, кажется.
Глеб приставил лестницу, чтобы добраться до полок с красным французским. Он снова подал мне бутылки, и я составила их в ящик.
Он спустился быстро. Я не успела отойти, а Москвин уже избавился от вина и неожиданно казался слишком близко.
Я вжалась в стол, на котором стоял ящик, попыталась отстраниться, но Глеб молниеносным движением подхватил меня под бедра и усадил на столешницу.
— Вы с ума сошли! — зашипела я, а ведь хотела крикнуть.
Его близость опять подавляла все мои попытки быть независимой и неприступной. Едва я ощутила его прикосновение, то просто оцепенела. Сил хватило только отползти по столу подальше, но при этом мои ноги почему-то разошлись в стороны, и Глеб уютно устроился между ними. Он уперся кулаками в столешницу, запирая меня и наклонился, почти касаясь своим носом моего.
— Думаешь, я хотел предложить тебе съемки за секс? — спросил Москвин.
Его шелестящий шепот и горячее дыхание заставили меня дрожать. Я с трудом проговорила ответ:
— Что тут думать. Все было очевидно.
— Это немного мерзко.
— Ваше предложение — да, бесспорно. Уберите руки. Дайте слезть.
Он игнорировал мою просьбу, разумеется.
— Нет. Мерзко то, что ты сделала выводы обо мне. Нелицеприятные. Беспочвенные. А я просто предложил помощь…
— Я в ней не нуждаюсь.
— Нуждаешься. Очень.
— Идите к черту.
— Я ведь ничего не успел сказать.
— И слава богу.
— Леся…
— Идите к черту, — повторила я, — со всеми Вашими предложениями.
— Ты такая вежливая на людях.
— А Вам так и тянет нахамить.
— А меня рассказать Светлане и Вите, что ты была на кастинге. Уверен, они будут очень удивлены.
— Нет, пожалуйста, не надо, — вскрикнула я тут же.
И голос сразу прорезался.
— Какая опять вежливая. Может, и не буду.
— Пожалуйста, — повторила я тише. — Пожалуйста, не надо.
— Ладно, — согласился Москвин.
Я выдохнула, но рано.
— Не скажу, — добавил он. — За поцелуй.
Я ушам своим не поверила.
— За что?
Москвин коснулся носом моей щеки, жадно втягивая воздух. Словно нюхал меня. Гребаное животное. Я вся затряслась от липкого стыда и какого-то неконтролируемого сладкого волнения. Меня пугала его близость, заставлял сжиматься жуткий шепот, но одновременно я хотела… Сама не понимала, чего именно, но хотела.
Поцеловать его?
Ох, нет. Вот уж вряд ли.
— Один поцелуй, Леся, — продолжал искушать меня Глеб, не выпуская из плена рук, не позволяя спрыгнуть со стола. — Позволь поцеловать тебя.
— Это отвратительно, — пыталась я бороться с ним и своими чувствами.
— Нет, детка, это приятно. Или тебя еще никто не целовал?
Он дразнил меня, искушал, соблазнял и адски злил. Это безумный коктейль кружил голову и побуждал… Поддаться?
— Зачем Вам это? Думаете, поцелуй девственницы разрушит чары, и Вы перестанете вести себя, как мерзкая жаба? Мечтаете превратиться в принца?
Москвин усмехнулся, качая головой.
— Нет. Я безнадежен. Просто хочу тебя поцеловать. В обмен на молчание, разумеется. Так мы договоримся? Ты обманываешь маму и Виктора. Тоже так себе принцесса.
— Это же шантаж, — почти хныкала я, пытаясь отвернуться от него, отстраниться и не желать узнать его губы на вкус.
— Это не шантаж. Маленькая сделка. Намного лучше, чем секс или минет за помощь на кастинге. Разве нет?
— Глеб… — выдохнула я, и сама застонала, невольно получая удовольствие от того, как приятно было перекатывать его имя на языке.
