– Отставить! Отставить, Щукин! Свои! – Перед Егором на земле распластался, подняв руки вверх, сам лейтенант Баранов.
Из-под дерева и за дальним кустарником послышался смех разведчиков, понявших неудачный исход тренировки.
– Отставить смех! – снова крикнул Баранов. – Виноградов, Панин, Бушуев, ко мне!
Разведчики быстро построились возле своего командира. Егор тоже встал по стойке «смирно», ожидая услышать гневную речь командира.
Тот нервно прошелся вдоль строя, потом, уже негромко, начал говорить:
– Вот видите! Вся наша подготовка коту под хвост, – Баранов стал ходить взад- вперед, – даже неопытный солдат смог нас раскусить, несмотря на крайнюю усталость, дождь и холод. А там, за Зушей, опытный враг, уже изрядно повоевавший. Его всю зиму и полвесны пытались выбить с занимаемых позиций. Он там укрепился лучше некуда. Обложился минами, колючей проволокой, дотов понастроил.
Лейтенант нервно махнул рукой и быстро направился в сторону шалаша. Пройдя половину пути, он, не оборачиваясь, крикнул:
– Вольно! Разойдись!
Разведчики с горестным видом проводили взглядами своего командира.
– Ну, что же ты нас так подвел, боец Щукин? – неожиданно произнес высокий рыжий солдат, скривив лицо в недовольной гримасе.
– Да, готовились-готовились, отрабатывали-отрабатывали. А ты нас уделал, – сказал второй разведчик.
– Все равно сегодня в ночь пойдем в поиск. Лейтенанта в штабе каждый день треплют, «языка» требуют, – проговорил Бушуев, бросив косой взгляд на Егора.
Егор крепко спал в землянке, им же самим приготовленной к проживанию. Полдня он был в наряде по очистке помещения от земли и грязи, образовавшейся после весеннего подтопления. Сейчас землянка была насухо убрана. Пол застелен соломой, над входом в качестве двери повешена ничейная плащ-палатка. Здоровяк-старшина заботливо установил печку-буржуйку, которая своим теплом подсушивала пропитанные влагой стены и потолок деревянной постройки.
Егору выпало первым спать на верхних нарах в дальнем углу. Из последних сил, шатаясь от усталости, вызванной постоянными нарядами и караулами, он застелил деревянный лежак слоем соломы. Сверху положил свою плащ-палатку. Привычным движением соорудил из тощего вещмешка подобие подушки и, не раздеваясь, в шинели и ботинках лег и отвернулся к стене.
Усталость одолела молодой организм. Он крепко спал и видел во сне родной дом. Тот самый, который четырьмя месяцами ранее безжалостно сожгли фашисты. Но ему он виделся целым, любимым всеми членами большой крестьянской семьи Щукиных. Дом, своими руками построенный отцом Егора еще до его рождения. Из этого дома когда-то, после конфликта с отцом, ушла на заработки в город мать, забрав с собой еще совсем маленьких старшую сестру и брата Петра. Три года она работала на дому у помещицы, одна поднимала детей. Все это могло бы так и продолжаться, если бы не болезнь, вынудившая мать вернуться домой в деревню к мужу и повиниться ему. Отец принял ее, не стал браниться, и семья Щукиных зажила по-прежнему. Вскоре конфликты родителей между собой возобновились, к счастью, они никогда, на радость детей, не заканчивались рукоприкладством. Отец ни разу не позволил себе ударить самовольную и высокомерную по характеру мать, лишь срывался в гневную брань. Но, едва высказавшись, он отходил и становился прежним – спокойным и рукодельным хозяином.
Командир дал отдохнуть не только Егору. В землянке спали еще несколько разведчиков. Не смыкали глаз только те четверо, кому ночью предстояло идти в поиск на занятую противником территорию.
Который день в штабе не давали покоя лейтенанту Баранову, требуя добыть «языка». Тот нервничал, терял последний покой и силы. Исхудал окончательно. Днем ранее Егор, заступая на пост, случайно услышал отрывок разговора командира с Каманиным.
– Сказали, что партбилет положу на стол, если «языка» не приведу! – раздосадованно говорил лейтенант. Каманин сурово молчал.
Четверо разведчиков, уделив несколько дней тренировкам и занятиям, теперь готовились к выполнению боевой задачи. Они уже облачились в маскхалаты и сейчас, сидя на расстеленных на земле плащ-палатках, готовили автоматы и гранаты.
Остальные, кто был свободен, вполголоса обсуждали вероятность благополучного исхода поиска. Их мало волновал захват и доставка «языка», ставшие, казалось, головной болью только одного Баранова. Солдаты волновались только за своих товарищей. Каждый ставил себя на их место, и все разговоры сводились к тому, кто бы что сделал в случае абсолютно безвыходной ситуации.
– Подъем, боец! – услышал сквозь сон Егор.
– Я! – еще не открыв глаза, повернулся тот к будившему его Каманину.
– Просыпайся. Со мной пойдешь. На столе ватник и маскхалат. Одевайся. Шинель, вещмешок здесь оставь. Бери винтовку. Патроны у Бушуева возьми, – он стоял возле Егора, положив руку на край нар, – на сборы десять минут. Ужинать не будешь. Все.
Егор спустился с нар и стал быстро готовиться к чему-то пока еще неведомому. Из всего сказанного его очень сильно смутила новость об отсутствии ужина. Это означало, что предстоит боевая работа, перед которой, по опыту, не рекомендуется принимать пищу для предотвращения тяжелых последствий при ранении.
Облаченный в не по росту большой маскировочный костюм, надетый поверх пришедшегося впору ватника, Егор подошел к Бушуеву. Тот без слов извлек из патронного ящика несколько винтовочных обойм и протянул их новичку. Егор уложил боекомплект в подсумки, после чего получил нож в ножнах.
– Это твой. Нам без него нельзя, – сказал Бушуев и добавил: – Лопатку возьми. Тоже может пригодиться.
Гордый собой Егор, то и дело пытавшийся представить себя со стороны, облаченный в снаряжение, доступное только боевым разведчикам, шел след в след за Каманиным. Ему очень хотелось, чтобы сейчас его увидел Николай, надоумивший когда-то Егора пойти в разведчики…
– Ты же местный? – прервал его мысли Каманин. – Представляешь, где мы сейчас?
– Представляю, товарищ младший сержант, – ответил Егор, тут же в душе отругавший себя за отвлеченные мысли вблизи передовой, – а мы тоже за линию фронта идем?
– С чего ты взял? Мы с тобой на переднем крае будем заниматься поиском целей. Такая наша на сегодня будет боевая задача.
Разведчики миновали землянки и хорошо замаскированные позиции минометчиков стрелкового полка. Прошли мимо горстки сидевших в лесочке солдат, внимательно слушавших политрука. Спустились в петляющую траншею, которую спешно углубляли несколько совсем молодых бойцов, раздетых до гимнастерок.
Вскоре они подошли к большой землянке, к которой вела глубокая, подбитая для крепости бревнами траншея с выделенными в ней стрелковыми ячейками и широкими окопами для пулеметчиков.
– Пока отдыхай, – сказал Каманин и начал извлекать из чехла армейский бинокль.
Егор стал аккуратно выглядывать за бруствер окопа в сторону вражеских позиций, находившихся от них в сотнях метрах и отделенных рекой с крутыми берегами. Река красивым изгибом проходила где-то внизу. Из окопа было видно, как она, петляя руслом, уходит вдаль. Егор смотрел и не узнавал еще недавно такие знакомые берега, сейчас поросшие густым кустарником и деревьями. Он неловко дернулся, пытаясь получше разглядеть, что могло так изуродовать изумительного вида быстроводную реку.