– Ваши сослуживцы вас хвалили, товарищ Щукин, – начал он немного официально. – Говорили про вашу отвагу и смелость. Просили включить вас в группу.
Они оба повернулись, услышав команду командира взвода, чтобы посмотреть на уходивших в темноту разведчиков. Когда те скрылись из виду, комиссар, затягиваясь табачным дымом, продолжил, теперь уже не глядя на стоявшего перед ним солдата, а озабоченно опустив взгляд себе под ноги.
– Командир полка строго потребовал добыть пленного. Этого требуют и в штабе дивизии. Обстановку надо прояснить. Поэтому в состав группы я включил самых опытных разведчиков. Вас, вашего командира взвода и еще одного бойца, – сообщил он, имея в виду Панина, – я приказал ввести в резервный состав. Больше опытных, к сожалению, нет! А вас сейчас, после успешной вылазки к противнику, причисляют к опытным.
Он замолчал, продолжая с крайней озабоченностью во взгляде смотреть то себе под ноги, то куда-то в темноту.
– Я не подведу, товарищ старший политрук! – ответил Егор.
– Знаю, что не подведете, Щукин. Поэтому и приказал лейтенанту Баранову вас внести в список. – Комиссар тяжело выдохнул и наконец поднял взгляд на бойца. – Вопрос по захвату пленного стоит так остро, что комполка порвал составленное представление на ваши награды. Порвал и выбросил. А в штабе дивизии настаивали на расследовании и трибунале для вас, потому что операция была не согласована с высшим командованием и на этом основании расценена как самоуправство. Вот так-то! И такое у нас бывает.
Комиссар досадно сплюнул и снова затянулся табачным дымом.
– Думаешь, что бойцов как следует отметят, наградят. Стараешься сам. А из них преступников делают, нарушителей приказов, вся вина которых только в отсутствии согласованности их действий с командным составом.
У Егора от услышанного округлились глаза. Слова комиссара врезались в сердце. Такого он не ожидал, а потому испытал легкий шок. Дыхание сбилось, на лбу появилась испарина. Еще днем он цепенел от навалившегося на него радостного известия, а сейчас был ошеломлен не только отменой представления к награде, но еще и обвинением.
«За что так? За что? Все так рискованно было! Могли не вернуться, погибнуть!» – думал он, наблюдая за тем, как играют морщины на лице комиссара, совсем еще молодого человека, волею судьбы ставшего воспитателем целого артиллерийского полка.
– До трибунала, конечно, не дойдет, – успокоил его комиссар, – но про награды действительно можете пока забыть, товарищ Щукин. А могли бы стать первыми награжденными в полку.
Старший политрук раздавил носком сапога догоревшую папиросу и молча, не прощаясь, пошел в ту же сторону, где несколько минут назад скрылись разведчики.
Егор остался стоять на месте, обдумывая услышанное. Потом, уже в землянке, он долго не мог заснуть, ворочался, думал о товарищах, которые сейчас находятся на вражеском берегу. Думал о новом повороте судьбы и скором своем участии в поиске, надеясь на то, что приказ по взятию «языка» все же будет выполнен. Но главная его мысль все еще касалась той несправедливости, которая коснулась его сегодня напрямую.
Он вспомнил, как еще до поступления в техникум, за два года до начала войны, он, работая летом в колхозе, оказался причастным к поломке дорогого инструмента. Понимая, чем это может для него закончиться, Егор решил не скрывать происшествие и сам во всем признался председателю колхоза. К мало чего понимающему в жизни подростку, к тому же сильно переживающему за содеянное, председатель отнесся с пониманием и на ближайшем собрании не объявил об ожидаемом наказании, а, наоборот, похвалил его перед всеми колхозниками за честность. Сделал он это намеренно показательно, чтобы другим этот случай стал уроком. А удивленный Егор широко раскрытыми глазами смотрел тогда на выступавшего руководителя и чувствовал на себе одобрительные взгляды людей.
Теперь же, вспоминая тот случай, он погрузился в размышления о непредсказуемых поворотах жизни. Мысли кружились в голове: Егор пытался найти нестыковки в добрых делах, за которые наказывают, и негативных поступках, за которые поощряют. Думая так, он наконец-то погрузился в сон, в котором увидел лицо знакомого гитлеровца, смотревшего на него с улыбкой из-за бруствера пулеметного окопа и приглашавшего Егора сдаться в плен.
Этой ночью ветер нагнал темные облака.
Почувствовав, как первые капельки начинающегося дождя влажным холодом ударили по его щекам, Егор глубже натянул на голову капюшон плащ-палатки. Он стоял на посту, охраняя подступы к землянке, где спали те, кто этой ночью оставался в расположении. Не было только ушедших в поиск разведчиков и тех, кто сменил солдат из группы огневого прикрытия под высоким берегом реки Зуши.
Шли вторые сутки томительного ожидания, а новостей от ушедших в рейд не было. Оставшиеся разведчики нервничали, много курили, то и дело останавливали работу по сооружению землянки.
Озлобленный, бледный, исхудавший лейтенант Баранов появился в расположении только к вечеру, быстро раздал бойцам указания, кого-то показательно громко отругал и удалился в направлении штаба полка. Вернулся он примерно через час и, что-то прихватив в землянке, снова ушел на позицию, где со вчерашнего вечера ждал возвращения группы Каманина.
Егор тогда готовился заступить на пост и проводил командира взвода взглядом, в последний момент решив догнать его и попросить назначить его самого в группу огневого прикрытия. Но не стал этого делать, подумав, что Баранову сейчас не до этого, что голова его забита другими мыслями. К тому же велика была надежда на участие в следующем поиске, в который ему пришлось бы выступать вместе с лейтенантом, как сказал комиссар полка. Тогда ему нужно будет найти со своим командиром полное взаимопонимание, действовать в одной связке, одинаково думать и двигаться. Без всего этого успеха в поиске не достичь.
Стоя на посту, Егор перебирал в голове разные мысли, прохаживался туда-сюда, пока наконец не заметил в светлеющей полоске неба темные фигуры. Он напряг зрение и понял, что они идут прямо на него. Идут быстро и при этом о чем-то говорят, что-то обсуждают.
«Значит, свои. Чужие так шуметь не будут», – подумал он и расслабился.
А спустя минуту прямо на него вышли несколько бойцов из группы прикрытия – хмурые, с посеревшими лицами, смертельно уставшие.
– Взяли «языка», взяли! – сообщил ему красноармеец, шедший первым.
– А ребята? – спросил Егор, без радости отреагировав на известие, заметив тусклые лица товарищей.
Бойцы остановились возле него. Переглянулись между собой, как будто не решались сообщить о чем важном, так как уже все знали, что прошлая совместная вылазка Егора с опытными разведчиками сблизила их между собой.
– Только Панин вернулся, – тихо сказал Егору солдат. Парень дернулся, осознавая возможную утрату. – Он и принес на себе фрица.
– Сейчас он в санчасти, раненый. Сам выбрался и пленного приволок. Вышел на участке справа от нас, за поворотом реки, – добавил второй солдат.
