Очередной лесок скрыл от взгляда Егора работавших на бывшем колхозном поле детей. По дороге стали попадаться когда-то многолюдные деревни, на месте которых теперь виднелись только остатки сильно обугленных бревенчатых стен и закопченные печные трубы. Одно мертвое селение сменяло другое. Некоторые из них были совершенно безлюдны, но кое-где встречались люди, вернувшиеся к родным местам после отступления гитлеровцев.
Голодные, облаченные в грязное тряпье, люди неспешно возились на руинах своих домов. Чумазые ребятишки, завидев машину, выбегали на дорогу и протягивали грязные ладошки, выпрашивая у проезжавших мимо солдат что-нибудь съестное. Егор заметил, что эти дети вовсе не пытаются догнать, как бывало до войны, радостно и весело, любой автомобиль. Они тихонечко шли вдоль дороги, истощенные и обессиленные голодом, и смотрели на проезжавших, едва заметно улыбаясь.
Егор снова зло прохрипел и плотно стиснул зубы. Он отвернулся и стал смотреть на Каманина, вид которого, в отличие от вида изможденных ребятишек, которым он ничем не мог помочь, внушал уверенность в собственных силах. Егор знал, кого будет просить в госпитале об особом отношении к герою-товарищу, он обязательно найдет изувеченного ранением и потому оставленного служить в медицинском подразделении батальонного комиссара, которого тоже будет уговаривать о содействии. И тот не откажет. Он фронтовик. Он все поймет.
Машина въехала в большое селение, в котором Егор был совсем недавно. Вот и госпиталь, который он покинул после лечения, получив направление служить в разведке. Его встретили, как и три недели назад, посты красноармейцев, позиции зенитчиков с наблюдателями, непрерывно смотрящими в бинокли, длинные и петляющие линии траншей с ответвлениями для входов в блиндажи. Кое-где кипела строительная работа – солдаты-саперы обрабатывали бревна и доски. Дымила полевая кухня. Пророкотал проехавший навстречу мотоциклист в кожаном реглане и в больших очках, которые делали его похожим на причудливую рыбу. Наконец показался купол старой церкви, послужившей Егору верным ориентиром.
Машина остановилась, Егор спрыгнул на землю и, вцепившись в обшивку кузова, вместе с шофером стал откидывать борт с той стороны, где лежал раненый Каманин. Из ближайшей избы, в которую еще в феврале вносили только что прибывшего в госпиталь красноармейца Щукина, выбежали санитары с носилками и две медсестры. Старшина, приехавший вместе с Егором, шустро принялся помогать. Не найдя себе места возле них, парень, пересилив себя, помог своему недругу Миронову покинуть кузов машины и передал его медицинской сестре.
Глазами Егор проводил носилки с Каманиным. Как только дверь за ними закрылась, он бегом направился в маленький деревенский домик, где размещалось рабочее место комиссара госпиталя. На пороге его встретил часовой из числа раненых, лечение которых подходило к концу и которых начинали постепенно привлекать к караульной службе и несложным работам по хозяйству.
– Боец, мне к батальонному комиссару! – выкрикнул Егор, наткнувшись на солдата с винтовкой.
– Нет его, – растянуто ответил часовой, крепкий, плечистый молодой парень, возрастом не старше самого Щукина, – на станцию ушел еще утром. Там его ищи.
Разведчик ненадолго задумался.
– Про санитарный поезд говорил. Подать его вот-вот должны для эвакуации тяжелораненых, – закончил солдат.
Егор благодарно моргнул ему и обернулся на раздавшийся вдали звук паровозного гудка. Неожиданно ему на глаза попалась темноволосая девушка, та самая медицинская сестра по имени Катюша, которой он так и не оказал знаков внимания, пока был пациентом этого госпиталя. Она выходила из дома, неся в руках какую-то медицинскую утварь.
– Катя! – крикнул ей Егор. – Катюша! Подожди меня.
Он побежал к ней и, улыбаясь во весь рот, остановился напротив, одернув рукой пилотку на голове.
– Здравствуй! – уже тише сказал он, когда девушка оказалось прямо возле него.
– Ой, Егор! Ты как тут? Опять ранен? – радостно заулыбалась узнавшая его медицинская сестра и одарила парня тусклым блеском глаз, уставших от бессонницы.
– Нет, товарища привез. Он ранен. – Разведчик впервые смотрел на нее так, как она ожидала от него когда-то: пронзительно, глубоко, с радостью встречи.
Катюша, все еще ничего не понимая, молча стояла перед ним, немного шатаясь от недосыпа и изматывающей работы. Наконец она переборола себя и проговорила, заливаясь легким румянцем:
– Очень рада тебя видеть, Егор!
Немного придя в себя, она поправила свободной рукой выбившуюся прядь волос и окинула гостя внимательным взглядом.
– Сразу видно, что ты с передовой – чумазый весь, закопченный, землянкой от тебя пахнет, подворотничок давно менять пора. Баня-то у вас там есть?
– Да есть, конечно! Приезжай! Истопим специально к твоему прибытию! – Егор продолжал смотреть на нее с широкой улыбкой, искренне радуясь встрече и наслаждаясь возможностью короткого общения в простой, далекой от войны обстановке.
Она хихикнула в ответ и провела рукой по его щеке.
– Небритый давно, – снова ласково произнесла она. – А нога как? Не болит?
– С ногой все нормально. – Улыбка исчезла с его лица. – Ты лучше скажи, к кому мне обратиться, чтобы моего товарища поскорее лечить начали. Он у нас герой! Благодаря ему «языка» добыли! А сам он лишь через сутки, раненый, приполз. Для него сам комполка машину выделил и санитара. Да еще и меня командировали сюда. Помоги, Катя.
Егор немного замялся, понимая, что он, как простой красноармеец, мало чем сможет помочь боевому другу, и никто из госпитального начальства к нему прислушиваться не станет. А единственная надежда – комиссар – отсутствовал и неизвестно, когда должен был появиться.
– «Красавица» где? – спросил он девушку. – У нее рука легкая. Я это по себе помню. Может, к ней подойти?
– Да не волнуйся ты, Егор! – ответила ему Катюша. – У нас сейчас тут хирург хороший, новый, из Москвы. Недавно к нам прибыл. Как раз ее сменил. А «красавицу» какой-то полковник увез. Говорили, что муж ее это был и с собой в Москву забрал. А нового врача вместо нее назначил. Он опытный. Так что не волнуйся за товарища. А ночью нам санитарный поезд подадут. Всех тяжелых в тыл отправим. И друга твоего тоже.
Она продолжала говорить, словно устала от молчания и встретила старого знакомого, которому много чего нужно рассказать. Наконец где-то рядом скрипнула дверь, послышался грубый женский голос, который Егор тоже узнал:
– Катька! Ну где ты там? Иди скорее!
– Ой, Егор, я побежала. Работы много. Прямо с ног валюсь, – встрепенулась девушка и, легко семеня ножками, нырнула в распахнутую дверь.
Разведчик проводил ее взглядом и снова подумал о «красавице». Никогда ему еще не доводилось за свою короткую жизнь видеть столь выверенную природой фигуру и такие безупречные черты лица. Это впечатление оставалось в нем и было подтверждено мнением подавляющего большинства раненых солдат, что лечились вместе с ним в этом госпитале. В отличие от них он не был влюблен в нее, хотя и стеснялся ее взгляда, вместе с тем он ждал ее появления, порою надеясь, как и другие, что именно «красавица» будет делать ему очередную процедуру. Ему вспомнилось прикосновение ее рук, это вызвало в теле легкую покалывающую дрожь…
