Так что место, куда поставить коня, было, но сено в стойло полковнику пришлось сгребать самостоятельно со всех углов конюшни. Благо что к седлу была приторочена торба с овсом, дневной нормой питания для скотинки, которую полковник высыпал в люльку, расседлав перед этим жеребца. Оставлять седло в неохраняемой конюшне, при нынешнем уровне преступности, было занятием неблагодарным. Всю упряжь пришлось тащить домой, заперев дверь помещения пока на щепку. Придется возвращаться, так как ключи и замки висели дома на вешалке. Еще перед выходом из форта казаки штурмовой группы поделились с полковником содержимым генеральского провиантского склада второго форта, так что шел он в дом не с пустыми руками. А завтра обещали выплатить вознаграждение за проведенную операцию. В мешке с продуктами находилась сырокопченая лопатка изюбря, небольшая головка французского сыра, несколько банок с паштетами, уже разделанная и нарезанная копченая кета, завернутая в хрустящий пергамент, белый казацкий хлеб, шмат масла и сала, полученный перед выходом на операцию. Этими вкусняшками полковник хотел побаловать дочерей, а, главное, растопить сердце супруги, которая явно будет не слишком рада вновь открывшимся обстоятельствам.
Продуктам все обрадовались, дочки даже покинули теплые постели ради этого угощения. Пока полковник ходил туда-сюда, чтобы закрыть конюшню, Женни успела соорудить забытые за последние несколько месяцев французские бутерброды на любой вкус. С началом советского наступления и бегством армии Колчака французская и английская миссии существенно сократили поставки продовольствия из Америки. Американцы кое-что подвозили, но начались перебои с выплатой жалованья, а муж польстился на повышение в звании и окладе и перешел из французской миссии в российскую армию Колчака, но «сибирский рубль» начал стремительно дешеветь, и служба в тыловом учебном батальоне перестала давать средства для содержания семьи. В тот день, когда он встретился с Ильей, он пришел в консульство и штаб миссии, чтобы вновь заключить контракт на службу в Иностранном легионе, но вопрос повис в воздухе: во-первых, война для французов закончилась, и армия стремительно сокращалась. Речи о том, чтобы эвакуироваться в саму Францию просто не заводилось. Поговаривали о том, что может быть удастся пристроиться на строительство железных дорог в Индокитае, и туда якобы отправили запрос, но прошло десять дней и ответа не было. Так что оставался один путь: в Харбин, к Семенову. Приподнятое настроение «земцев» по поводу создания собственного правительства полковник не разделял. Он прекрасно понимал всю слабость этой конструкции, где основная роль отводилась вооруженному крылу, которым руководили большевики. В любой момент они могли сказать: «Караул устал, прошу прекратить заседание!», как они уже это сделали в ноябре 1917-го.
Как только дочки убежали по своим комнатам, прихватив вкусненькое со стола, Женни поинтересовалась ситуацией с Иностранным легионом.
– Женни, я двое суток отсутствовал в городе, если бы ответили, то принесли бы повестку домой. Адрес у них есть.
– А откуда все это?
– Казаки на дорожку снабдили, так как возвращаться пришлось вкруговую, по льду. Это они кладовую генерала Танаки «разбомбили» во втором форте.
– Ты там был? – Город уже знал, что красные взяли «Петра Великого».
– Да, меня просили помочь, и я был в штурмовой группе.
– Как они смогли тебя заставить, Петя? Тебе угрожали? Или обещали что-нибудь сделать с нами? Тебя шантажировали?
– Нет. Поставили интересную задачу, и я смог ее решить.
– Но ты же говорил, что никогда не будешь поддерживать эту власть? Ты же дворянин. От нас отвернется все общество! Ты подумал о девочках?
– Да, я о них подумал, поэтому согласился принять должность начальника инженерного управления крепости.
– Ты будешь работать на большевиков? Какой ужас! – Женни стремительно побледнела и попросила слабым голосом передать ей нюхательную соль. Она частенько использовала этот прием, чтобы показать свою беззащитность и проверить реакцию мужа. Но на этот раз заставить его изменить решение у нее не получилось.
– Женни, своим подругам ты можешь сказать, что меня поставили туда земцы, ведь я их поддерживал и поддерживаю. Но это бутафория. Реальной властью здесь являются четыре человека, все они – красные командиры, бывшие офицеры, как и я. Как ни крути, Женни, но они являются победителями в этой войне. И, надо отдать им должное, они – не чета Розанову и компании. Они пришли навсегда и хотят строить новое общество. Мы же обречены либо скитаться по чужим углам, за границей, либо служить новым властям. Третьего не дано, Женни.
– Но люди нашего круга всего этого просто не поймут! Я не могу себе представить, что скажут папб и мамб? И мои сестры!
– Но их же нет в России, я имею в виду сестер. Они вышли замуж и уехали навсегда.
– Нам тоже надо уехать от этих варваров!
– Да они – такие же люди, как и мы.
– Они – не люди, они – звери! Особенно этот, как его, Илья Басов! Беззащитного японского офицера превратил в обрубок, лишил мужского достоинства!
– Вообще-то это был поединок, Женни. И японцы – известные мастера сабельного боя. Ямада не был безоружен, и это была месть за смерть всей семьи и уничтожение всего, что создала эта семья за 268 лет жизни на этой земле.
– Ты что-то путаешь, дорогой, Россия присоединила эти земли всего 70 лет назад.
– Официально – да, в 1850 году, я тоже проходил это в гимназии. Но в Военной энциклопедии об Амурской экспедиции есть такая запись: «Убѣдившись, что въ продолженіе 150 лѣтъ Россія имѣла права на Амурскій край и не использовала ихъ вслѣдствіе своей географической неосвѣдомленности, Невельской рѣшилъ, не откладывая ни минуты, за свой собственный страхъ объявить Приамурскій край, съ островомъ Сахалиномъ, принадлежащимъ Россіи». О том, что семья Басовых живет в Приамурье с 1651 года, мне сказал он сам. Я специально открыл энциклопедию, чтобы убедиться в том, что он говорит правду. Это – правда. Эти люди жили в этих местах и раз в два года доставляли в Якутск налоги, собранные с местных жителей, направляли своих сыновей на службу в Якутское и Забайкальское казачье войско, то есть являлись подданными России, хотя и не получали жалованья, и официально жили за ее пределами. В общем, когда он мне предложил занять место начальника управления, то отказать ему я не смог. Буду служить под его началом. Он – командующий крепостью.
– Он же совсем мальчишка? Писали, что он – девятьсот первого года рождения.
– Да, это так, но он каким-то образом сумел аккумулировать в себе весь опыт своих предков по защите своей земли и создает армию нового типа, ту, в которой каждый солдат знает свой маневр и его не приходится подталкивать в спину. В общем, дорогая, решение принято, будем служить новой России, тем более что там, за границей, мы никому не нужны. Ни французам, ни англичанам. А японцы – это вообще не вариант.
Видя решительный настрой мужа, Женни решила промолчать и начать самостоятельные поиски возможности уехать отсюда куда глаза глядят. Для нее было больно видеть, что тот мирок, в котором она жила с детства, исчезает в грозном пламени революции и Гражданской войны. Её подружки, все как одна, ненавидят большевиков за то, что они сломали то хрупкое призрачное царство их юности, забывая о том, что революцию начала вовсе не РСДРП(б), а их мужья и отцы, кадеты и земцы. Что им приходится сейчас экономить, выкручиваться, лишаться балов, украшений, платьев и шубок, появившихся ниоткуда и исчезающих в никуда. Сама Женни за всю свою жизнь никогда не заработала ни одного рубля. Она брала их из сумочки, и ее мало интересовал тот процесс, каким образом они там появляются. Так было устроено общество, в 1910 году, когда она выходила замуж за сына генерал-губернатора, она и подумать не могла, что будет радоваться продуктам, которые случайно перепали ее мужу.
