Для этого Илья решил использовать один из новых КБ-6 с двумя 920-сильными двигателями, 14-цилиндровыми, двойная «звезда» с семью цилиндрами в ряду, с планетарным редуктором и автоматом регулировки охлаждения. Он получил разрешение ВЧК на использование этой машины. Так как сам он летал на ней мало, а перелет не предусматривал наличие бортмеханика, второго пилота и штурмана, то написал новую программу испытаний и «назначил себя» главным испытателем. Выполнил несколько полетов, но в составе экипажа, чтобы не привлекать внимания. Все полеты были на максимальную дальность с экономией топлива. Официальной целью была подготовка к перелету в Америку вдоль Курильских островов через Анкоридж в Калифорнию. Самолет был оборудован двумя поплавками и снабжен четырехстоечным шасси, убирающимся в ниши поплавков. В случае необходимости – поплавки можно было снять и поставить трехопорное шасси, погруженное на борт и закрепленное в салоне. Поплавки были довольно большими и представляли собой подвесные топливные танки, что позволяло резко увеличить дальность самолета, особенно при взлете с земли и посадке на воду. Круглое сечение фюзеляжа создавало «естественные емкости» для топлива снизу и сверху салона. Впрочем, верхние баки использовались только в этом самолете. В этом варианте машина могла находиться в воздухе 16 часов. Имела 380 км/час максимальную скорость, и 320 – крейсерскую. С поплавками! Кербер, одержимый обтекаемостью, создал шедевр без выступающих частей, даже кабина была зализана и снабжена гнутым стеклом, с внутренними силовыми элементами. Шасси на новой модификации полностью убирались в мотогондолы. Хвостовое колесо имело люк, с двумя щитками. На поплавковый вариант он согласился только из-за трансокеанского перелета и для получения приза «Голубой ленты Атлантики». Там по условиям запрещалось размещение топлива в пассажирском отсеке.
Наконец, Илья уже надеялся, что в Москве поймут, что «дома» он будет максимально полезен, получена телеграмма из Москвы, с условными словами, предписывающими начало перелета. В тот же день его вызвали в налоговую инспекцию Владивостока и вручили предписание передать в управление государству Семеновский авиазавод и продать контрольный пакет акций, 51 %, акционерного общества «Приморский авиазавод» государству, с продолжением исполнения обязанностей главного конструктора и директора Приморского завода. Требования, конечно, были неприемлемыми, как и ожидалось. Были расписаны его «прегрешения», реально существовавшие, на которые были ранее получены разрешения от авиационного комитета Наркомата машиностроения. Но нарком снят, председатель комитета отстранен от должности за допущенные недостатки в работе. Выявлена и недостача в перечисленных средствах в иностранной валюте заводом, обязательных к продаже. Илья вернулся на завод и собрал акционеров, тех, кто находился на месте. Коллектив завода, имевший минимальный процент, тоже был посвящен в суть претензии, Илья сказал, что вынужден подчиниться требованиям, так как средств на выкуп Семеновского завода нет, а государственное кредитование прекращено в связи с обнаруженными нарушениями. Но он уже обратился в суд и будет требовать отмены хотя бы части обвинений. Запросил проведение внешнего аудита. Поздно вечером, а он остался ночевать на заводе, прихватив с собой небольшой чемодан и портфель с самыми важными бумагами, он прошел через заднюю дверь в ангар, где стоял КБ-6П. Обратил внимание на то, что опечатан самолет был не его штампом, а штампиком механика. Что он здесь делал – непонятно? Проверил заправку всех топливных и масляных баков, аккумуляторы, воздух в баллонах. Вытащил упоры из-под всех четырех колес, раздвинул двери ангара. Взлетная полоса была не освещена, но створ привода горел, что давало полную возможность для взлета, тем более что он тренировался до этого, взлетая десяток раз с использованием именно такого освещения. Он отщелкнул бортовую дверь от переборки кормового отсека и закрыл ее изнутри на ключ. Сел в левое кресло и начал подготовку к пуску обоих моторов. Требовалось подкачать топливо и масло, вручную. Обе ручки находились слева за креслом. Давление масла поднялось, он открыл пусковой воздух на левый, а потом и на правый двигатель. Тронул рукоять шага и газа, и выкатился из ангара. Двигатели работали громко, поэтому слева начали зажигаться огни, пришлось поторапливаться, прогревая двигатели на повышенных оборотах, придерживая саму машину тормозами, но при этом выруливая на старт. Обороты на полную, машина начала разбег, все шло «штатно». Отрыв, и перевод шасси на уборку. Бортовые огни он не зажигал, сразу сойдя с глиссады, там впереди находилась береговая зенитная батарея, на которой стали загораться прожектора. Он отвернул вправо на Вторую Речку. Под кабину ушла бухта Кирпичного завода. Самолет идет на малой высоте над Амурским заливом. И тут ему к голове приставляют ствол. Приехали!
В дверях стоял Анатолий Бессонов, главный конструктор и главный механик моторостроительного цеха. А сзади кто-то щелкал замками чемодана Ильи. Женский голос сказал, что в нем, кроме вещей и чертежей, ничего нет. Портфель находился в шкафчике, но там тоже были только документы. В кармане лежала небольшая пачка денег в английских фунтах. Илья загодя перевел деньги на счет в Барклай’з банке, поэтому в наличных деньгах особо не нуждался.
– И куда путь держим, Илья Николаевич?
– А вы куда собрались, Анатолий Алексеевич? Вам-то что от тех перемен, которые постигли меня? Это мне перекрывают кислород, а не вам. Сидели бы тихонько в своем КБ, вам-то какая разница: кто вам платит зарплату.
– Да есть предположение, что вы решили продать новые движки, к которым я имею некоторое отношение.
– В патенте об этом нет ни одного слова, дорогой Анатолий Алексеевич. Вас упоминают в одном из патентов на успокоитель крутящих моментов, но сама идея маятника принадлежит не вам, а мне, поэтому моя фамилия стоит первой, а ваша – второй. Все остальное принадлежит Приморскому акционерному обществу «Приморский авиазавод», хозяином которого, и владельцем контрольного пакета акций, являюсь именно я. 69 процентов собственности. У вас, кажется, два или три?
– Три, в таком случае поворачивайте назад, и вас будут судить.
– Не смешите мои тапочки и уберите револьвер, мы – в воздухе, а вы не умеете водить тяжелый самолет, а в салоне – ваша жена, и, кажется, еще и ребенок. У меня два предложения: я могу высадить вас на советской территории или на территории Китая, не в зоне отчуждения. Только оружие вам придется отдать мне. Выбирайте! Или я сделаю вот так! – и Илья резко двинул штурвалом от себя, еще больше приблизившись к воде.
– Мне нужно посоветоваться с супругой.
– «Наган» мне передайте и идите советоваться.
Бессонов помялся, дело принимало совсем не тот оборот. Он думал, что Илья летит в Америку, а он пока туда не собирался. Слетать туда придется, и может быть, на этой машине. Они вошли оба, их сынишка спал на руках у матери, которая села в кресло второго пилота.
– Почему в Китай? Вы же собирались в Америку? – спросила Елизавета Васильевна.
– Собирался, до сегодняшних событий. А сейчас лечу в Бинхай, где можно будет подать в международный арбитраж и вернуть завод, хотя бы Приморский. Здесь, на территории СССР, они могут меня арестовать и обвинить черт знает в чем, а суд будет решать в пользу государства. У нас же в уставе записано, что мы имеем право использовать международное право, так как патенты на выпускаемую продукцию имеют подтверждение в других странах мира, а государство покусилось именно на них. В крайнем случае добьюсь вывоза оборудования, которое, кстати, шло через одну из китайских фирм, в обход запретов на торговлю с СССР. Де-юре это оборудование принадлежит этой китайской фирме. В общем, я был готов к подобной попытке, и Америка пока мало привлекает меня в качестве страны-гаранта, так как она не признает СССР и не имеет с ним дипломатических отношений. В отличие от Китая, Франции и Англии. В Тяньцзине есть представительства всех стран, признавших СССР, так что там будут рады тому, что против него будет возбуждено новое экономическое дело. Ну, так где вас высадить?
