В ноябре 1759 г. французы, решив пойти по стопам Непобедимой армады и других испанских рейдов, решили предпринять массированное вторжение в Англию – и отправили в поход едва ли не весь свой военный флот. Как не раз случалось прежде, вмешалась стихия – и вновь на стороне англичан. Разыгралась буря, по всем признакам, близился сильнейший шторм – явление в Ла-Манше нередкое.
Французский адмирал де Конфлан то ли запаниковал, то ли полагался на свое хорошее знание местности (дело происходило у побережья французской Бретани) и незнание ее англичанами. И решил укрыться в той самой бухте Киберон, не такой уж и обширной. Проход туда был сложный, с трудным и опасным фарватером, и де Конфлан рассчитывал, что англичане туда за ним не полезут. Однако английский адмирал сэр Роберт Хоук все же рискнул ворваться в бухту. То ли он был человеком такой уж безрассудной храбрости, то ли опасался наказания, крепко помня статью 12-ю «Инструкций по кораблевождению и ведению боя»: «Достоин смерти тот командир, который не предпримет все от него зависящее, чтобы захватить или уничтожить каждое судно, с которым он должен был сражаться, и помогать и облегчать положение каждому судну Его Величества, которое будет в этом нуждаться».
Упоминание о смерти было не пустыми словами – в начале Семилетней войны английского адмирала Лиона Бинга расстреляли по приговору военного суда за то, что он не выполнил полученный приказ, не смог отбить у французов остров Менорка и увел свою эскадру. Как видим, в английском флоте драконовские наказания применялись не только к матросам, но порой и к адмиралам… Под расстрел Хоуку, как любому, безусловно, не хотелось, так что волей-неволей пришлось идти на нешуточный риск: и впереди – Смерть, и cзади – она же, костлявая…
Так что Хоук буквально вслед за последним французским кораблем ворвался в бухту. Завязавшееся сражение никак нельзя отнести к образцам флотоводческого искусства. Никаким флотоводческим искусством и не пахло, ни одна из сторон его не проявила. Такие уж были условия: близилась ночь, усиливался шторм, бухта изобиловала мелями и лежавшими совсем близко к поверхности воды каменными залежами. Пятьдесят четыре боевых корабля, в основном большие линейные, буквально сбились в кучу на довольно ограниченном пространстве, где маневрировать было очень трудно. Нижний ряд пушечных портов пришлось закрыть, чтобы не зачерпнуть ими воды при опасном крене – что, соответственно, понижало огневую мощь кораблей.
Так что никакого руководства боем ни с той ни с другой стороны не было – все зависело от умения и отваги командиров кораблей, боевого духа матросов. Бардак, назовем вещи своими именами, стоял тот еще. Сражение превратилось в скопище отдельных поединков, словно в античные времена. Французский корабль «Формидабль», на котором держал флаг заместитель де Конфлана контр-адмирал Верже, сдался, оказавшись в безвыходном положении: он потерял убитыми более двухсот человек, среди которых был и сам адмирал. Другой французский линейный корабль, «Тезей», на котором почему-то не задраили вовремя нижний ряд портов, во время боя с двумя английскими кораблями при рискованном маневре зачерпнул столько воды, что быстро затонул. Англичанам тоже не особенно везло: их «Суперб» затонул по неизвестной до сих пор причине, а «Эрос» прочно сел на камни.
С наступлением темноты Хоук двумя пушечными выстрелами дал сигнал своей эскадре собраться в одном месте и встать на якорь. Однако расслышали сигнал не все. С рассветом обнаружился тот же бардак. Часть английских кораблей стояла на якорях вокруг флагмана адмирала Хоука, часть – в разных местах бухты, там, где застала темнота, часть вообще вышла в море и крейсировала там, дожидаясь какой-то определенности. На камнях меланхолично сидел английский корабль «Резолюшн», угодивший туда с наступлением темноты. Французы тоже стояли на якоре где придется, а де Конфлан, когда взошло солнце, обнаружил… что всю ночь простоял на якоре в центре группы кораблей Хоука, по воле случая расположившихся так, что окружили флагман де Конфлана «Солейль Ройяль» и прижали его к берегу. Никакой военной хитрости – чистая случайность.
Боевых действий не случилось – вот как-то так, сами по себе, они взяли да и не возникли. Де Конфлан сделал, пожалуй, единственное, что имело смысл сделать в такой ситуации: выбросился на берег, даже не пытаясь драться с превосходящими силами противника или прорваться сквозь их строй на свободную воду. Англичане послали за ним в погоню корабль «Эссекс», но тот, увлекшись, выскочил на камни. После чего, опять как-то само собой, сражение заглохло, так и не начавшись. Французы сами сожгли свой «Солейль Ройяль», а англичане – свой «Эрос». Французы максимально облегчили свои корабли, выбросив за борт все тяжелое, и даже пушки – чтобы уменьшить осадку. И двумя эскадрами ушли в устья впадавших в бухту рек Шаранта и Вилень. Англичане их преследовать не смогли из-за мелководья – их корабли, не облегчившись на манер французских, сидели в воде глубоко и неминуемо оказались бы на мели.
Тем и кончилось. Хоук увел свои корабли домой, прихватив и один захваченный французский. Все это крайне напоминало трагифарс, но победа осталась все-таки за Хоуком – как-никак он сорвал высадку французов в Англии. За что получил благодарность от палаты общин парламента и ежегодную пенсию в две тысячи фунтов стерлингов.
Французам пришлось гораздо хуже: мало того, что десант в Англию сорвался, – большая часть их кораблей получила такие повреждения, что ремонту уже не подлежала. Франция одним махом лишилась значительной части своего военно-морского флота. Каким бы балаганом ни смотрелась битва в Кибероне, но французское морское могущество она изрядно подорвала – и надолго. Именно из-за нехватки кораблей Франция не смогла перебросить подкрепления своим войскам в Канаду и в Индию – а потому потеряла и Канаду, и Индию. Одна из английских исторических книг о восемнадцатом столетии так и называется: «1759. Год завоевания Британией мирового господства». Насчет мирового господства автор, сдается мне, легонечко преувеличил – но Великая Британия и в самом деле стала владычицей морей, с которой остальные державы уже не могли тягаться.
Из Канады французы ушли. Из Индии тоже. После подписания Парижского мирного договора 1763 г., завершившего Семилетнюю войну, они вынуждены были передать англичанам Пондишери – свою индийскую колонию. Осталось лишь несколько прибрежных факторий французской Ост-Индской компании, вокруг которых по тому же Парижскому договору французам запрещалось возводить какие бы то ни было укрепления. Мало-мальски серьезными конкурентами они англичанам быть перестали – и потому, что англичане в противовес этим нескольким маленьким факториям контролировали уже довольно большой кусок Индостана, и потому, что, как уже говорилось, факториями заправляли не торговцы, а аристократы, в новых, изменившихся условиях просто не представлявшие, как им теперь жить и вести дела дальше. Единственным достойным благородного господина делом была война, но ее-то как раз больше не предвиделось – в Индии не осталось ни французских владений, ни войск. Кое-какие купцы во французских факториях все же имелись – аристократы понимали, что совсем без них обойтись невозможно, – так что худо-бедно торговля кое-как продолжалась.
Однако англичане, говоря современным языком, получили монополию на Индию. И тут уж они развернулись так, что порой жуть пробирает…
