Историк Генри Кеймен в своем капитальном труде «Испания: дорога к империи» написал о работорговле примечательную фразу: «После 1650-х годов коммерцию поддерживали главным образом не испанцы, а другие европейцы».
Вы еще не угадали, кто такой Кеймен? Конечно же, англичанин, а они мастера на уклончивые обороты. «Как здоровье вашей жены, сэр? Боюсь, она умерла». Тот же принцип. Нетрудно догадаться, что под деликатным псевдонимом «другие европейцы» выступают англичане, и в первую очередь англичане.
После Утрехтского мира, завершившего очередную войну в Европе (неудачную для испанцев и успешную для англичан), англичане выторговали у испанцев монопольное право тридцать лет поставлять рабов как в свои колонии, так и испанцам с португальцами. При условии, что англичане будут привозить не менее 4800 рабов ежегодно. «Верхней планки» не было. Короли Англии и Испании должны были получать четверть прибыли.
И машина заработала на полную мощность. Сначала конкурентами Ливерпуля были Бристоль и Лондон. Но вскоре ливерпульцы отодвинули бристольцев на второе место, а Лондон вообще вывели из игры. Причина успеха проста: Бристоль и Лондон платили своим морякам довольно высокое жалованье, а управляющим факторами (центрами на африканском берегу, куда стекались купленные негры) – еще и процент с продаж. Ливерпульцы своим морякам, от капитана до последнего матроса, жалованье урезали чувствительно, а управляющих факториями лишили процента и посадили на твердую зарплату. Ну и сократили все прочие «накладные расходы», какие только могли сократить. Не в силах с ними соперничать, Бристоль отодвинулся на второй план, а Лондон вообще не смог в этих условиях с Ливерпулем хоть мало-мальски конкурировать.
Базировавшаяся в Ливерпуле Королевская африканская компания ввозила, так сказать, и «мирный» товар – слоновьи бивни, золотой песок, воск и древесные красители, находившие применение в самой Англии. Но главной статьей дохода были рабы. Схема несложная: рабов продавали в английских и испанских американских колониях, а там закупали всевозможные пряности и особенно неочищенный тростниковый сахар для английских заводов (сахар из свеклы тогда делать еще не умели, а сахара в Англии был большой дефицит).
Масштабы помаленьку росли. В 1730 г. к Ливерпулю были приписаны всего 15 невольничьих кораблей, в 1753-м – 53, в 1760-м – 74, в 1770-м – 96, в 1792-м – 132. И, понятно, в течение года каждый корабль совершал не один рейс.
Бизнес был насквозь респектабельный и считался вполне приличным для джентльмена занятием. Символы африканской торговли – бюсты негров и слонов – украшали ратушу Ливерпуля. «Снаряжение», необходимое для очередной поездки за «черным деревом», продавалось совершенно открыто – с точным перечнем всего, что необходимо для такого вояжа. Вот стандартное рекламное объявление.
«Одна железная плита и медь, 27 ящиков бутылок со спиртным, 83 пары кандалов, 11 хомутов, 22 наручника для длинной цепи, 4 длинные цепи для рабов, 54 обруча (на шею. – А.Б.), 2 длинные цепи».
Ну а поскольку негров уже не захватывали в результате лихих набегов, а «честно» покупали у чернокожих правителей и вождей, корабли везли и всевозможные товары (торговля была меновая). И опять-таки производство достигало огромных масштабов. В 1788 г. в одном только Манчестере в нем было занято примерно 180 000 человек. Не отставали и промышленные Бирмингем и Шеффилд.
О том, что вожди требовали в уплату, оставил воспоминания путешественник Джон Барбот: «Широкое полотно служит туземцам для украшения себя и внутреннего интерьера их захоронений. Из ткани они делают также лоскуты на тряпки. Ленты и шнурки используются для выжимки пальмового масла. По ночам они заворачиваются в старые простыни с головы до ног. Медные тазы служат для бритья и мытья. Шотландские кастрюли используются вместо ванночек мясника, когда они закалывают свиней или овец. Из железных брусков кузнецы выковывают оружие, хозяйственные инструменты и посуду. Из грубой шерстяной и полугребенной камвольной ткани они делают пояса шириной в четыре пальца, предназначенные для опоясывания талии. На таких поясах подвешиваются меч, кинжал, нож, а также кошелек с деньгами или золотом, который обычно запихивают между поясом и телом. Они дробят венецианское стекло на четыре-пять частей, которым впоследствии придают при помощи точильного камня разные формы, делают нитки бус и ожерелья, приносящие большую прибыль. Из четырех-пяти элей английской или лейденской саржи они изготовляют своеобразную ткань, которой оборачивают плечи и живот. Из ситца, полугребенной камвольной, набивной и вязаной тканей делают лоскуты для набедренных повязок. Они выплавляют оловянную посуду (олово тоже привозили англичане. – А.Б.), такую как блюда, тазы, миски для супа и т. п. В войнах они употребляют мушкеты, кремневые ружья и абордажные сабли (продукция Шеффилда и Бирмингема. – А.Б.), во время праздников чаще всего пьют бренди. Ножи они используют так же, как и мы… Венецианский стеклярус и стеклянные бусы служат всем полам и возрастам для украшения голов, шей, рук и ног».
Как видим, чернокожие «торговые партнеры» англичан ничуть не походили на карикатурного вождя-алкоголика из романа Жюля Верна «Пятнадцатилетний капитан», озабоченного в жизни одним – ромом. И налоговую политику разработали сложную. Как у сборщиков налогов во всем мире, стремились содрать везде, где только возможно. Процедура была сложная. Сначала требовалось заплатить пошлину верховному вождю Дагомеи, или Невольничьего берега (самый оживленный район работорговли на восточном берегу Африки), потом – за аренду фактории (юридически принадлежавшей вождю), нанять из туземцев гребцов для каноэ, надсмотрщика, который следил бы за выгрузкой товаров и погрузкой рабов, надсмотрщика за рабами на берегу, двух переводчиков (выполнявших еще и функции самых натуральных брокеров), слуг, курьера, сновавшего меж капитаном и вождем, звонаря для объявления открытия торгов, водоноса и прачку.
Чтобы встретить только что причалившего капитана и торжественно провести его в факторию, навстречу выходил представитель вождя со свитой. Всем им тоже следовало отстегнуть – представителю, понятно, побольше, «рядовым бюрократам» – поменьше. Подношение обычно состояло из испанской шляпы, отреза шелка, бочки муки и бочки говядины или свинины. Точно так же при отходе корабля негру, «начальнику береговой службы», полагалось дарить отрез ткани и бочонок бренди. Приходилось платить за установку на берегу своих палаток, наем носильщиков и девушек с пониженной социальной ответственностью, слетавшихся к каждому новому кораблю, как мухи на мед.
Как видим, вокруг этого бизнеса кормилось немало чернокожих. Ну а то, что бизнес заключался в продаже за море своих соплеменников, им, надо полагать, моральных терзаний не доставляло. Вообще человек иногда – большая сволочь. И в Российской империи крепостными торговали не персы и не эфиопы, а такие же русские по крови помещики и их управители. В России еще (кажется, единственной в Европе стране) существовало другое интересное явление. Находились помещики (из богатых и знатных вельмож, как правило), которые отпускали своих крепостных не на оброк, а на «вольные» заработки. Такой крестьянин годами жил в городе на положении свободного человека, заводил свое дело – и многие богатели, а иные даже становились миллионщиками (по неписаному правилу помещик не имел права покушаться на эти доходы, такое было категорически не комильфо). Так вот, некоторые из таких разбогатевших покупали уже себе деревеньки с крепостными крестьянами – естественно, на подставных лиц, как сейчас некоторые по разным своим причинам регистрируют машины на третьих лиц. В который раз приходится вспомнить изречение благородного дона Руматы: не воротите нос, ваши собственные предки были не лучше…
