Одним из его фаворитов был синдром Лериша – насчет ударения не беспокойтесь, уверяю, вам никогда не придется произносить это называние вслух, даже если соберетесь сыграть в «Счастливый случай». Он состоит из триады симптомов: нарушение кровотока в нижних конечностях, боли при ходьбе и импотенция. Льюис коллекционировал раритетные болезни, как другие коллекционируют марки, правда, последние раздражают значительно меньше. Признаться честно, слушая его подробнейшие рассказы про какой-нибудь очередной синдром, встречающийся не чаще, чем курица с зубами, я начинал подозревать у себя самого болезнь Желино – состояние, обычно проявляющееся у молодых людей, которых внезапно, в самых неподходящих обстоятельствах, охватывает непреодолимая сонливость. Боже, ну вот опять!
– Ладно, про редкие заболевания тоже не говорим, – согласился Льюис.
– И про младенцев, ни слова, – добавил я, многозначительно поглядев на Флору.
– О, малыши, – воскликнула она, и глаза ее немедленно увлажнились. – Вы бы видели их сморщенные крошечные личики, когда они появляются на свет! Кажется, так бы и съела!
– Видите, что я имел в виду? – прошептал я, обращаясь ко всем остальным.
Если не принимать в расчет разговор про запрещенные медицинские подробности, остаток вечера прошел прекрасно. Очень приятно было вновь повидаться с Суприей. Хотя ее больница и находилась неподалеку, виделись мы редко. Она жила в казенной квартире и каждую свободную минуту, которых у нее было очень немного, тратила на подготовку к экзаменам. Суприя была преисполнена решимости вскарабкаться по шаткой лестнице медицинской карьеры как можно быстрее.
– Я больше не могу терпеть, когда на меня кричат по любому поводу. Хочу сама ходить и на всех кричать, – заявила она, потирая ладони. Мы все покивали.
Похоже, мы постепенно находили те области медицины, которые нам нравились и в которых нам хотелось работать. В прошлом году я ни за что бы не поверил, что это возможно. Все мы в разные моменты собирались вообще бросить медицину, не говоря уже о том, чтобы подобрать для себя интересную специализацию. Внезапно я с ужасом осознал, что на следующий год, когда истечет мой контракт в «Проекте Феникс», мне тоже придется готовиться к экзаменам. Я сдавал их с 11 лет, и еще четыре года ожидали меня впереди. Диплом медицинского факультета в нашем деле – лишь начало. Он просто дает тебе право ставить перед фамилией приставку «доктор» и стильно набрасывать на шею стетоскоп. Настоящее обучение на врача – а не на бедолагу, который сует палец в задницу пациентам и подписывает рецепты на лекарства, назначенные кем-то другим, – с этого только начиналось и включало в себя кучу экзаменов разной сложности. В следующие несколько лет нам предстояло стать не просто компетентными, а достигнуть истинного совершенства.
После ужина мы направились в бар. Изначальный план заключался в том, чтобы напиться вдрызг, но Суприя сорвалась-таки и поведала нам о вредоносном влиянии алкоголя на почки, что сразу снизило градус веселья. Льюис тут же рассыпался в описаниях связанного с пьянством синдрома, проявлявшегося в неспособности фиксировать новые воспоминания по причине недостаточности тиамина. (На всякий случай – это называется синдром Корсакова, и ударение снова не имеет значения, поскольку и о нем вам говорить совершенно точно не доведется.)
– Странно, однако, – прищурилась Суприя, глядя на меня и игнорируя Льюиса, – что ты весь день возишься с наркоманами, а сам продолжаешь пить и курить. Ведь если бы алкоголь и табак появились только сегодня, их наверняка бы запретили, не так ли?
Пожалуй, она была права.
– Но если бы у нас не было табака и алкоголя, мы давно бы нашли, чем их заменить, – ответил я.
– Так, мне срочно нужна сигарета, – откликнулась на это Флора.
И вот сразу после этого вечер принял неожиданный оборот, в результате чего я едва не умер. Руби так и не появилась: когда мы выходили из бара, она находилась на другом конце города, с руками, по локоть погруженными в чужую грудную клетку. Естественно, мы тогда об этом не знали.
Суприи предстояло в выходные дежурить, так что мы посадили ее в такси. Поскольку дело было в пятницу вечером и мы с Льюисом и Флорой завтра не работали, то решили втроем пойти поесть кебабов. Точнее, это Льюис решил; мы с Флорой – вегетарианцы.
– Ну, можем попросить просто салат в пите, – хохотнула Флора.
– У них есть фалафели, – очень кстати заметил Льюис, и мы отправились в путь.
– А что все-таки с Руби? Я думала, мы должны с ней встретиться в баре, – поинтересовалась Флора.
– Надеюсь, она не явится туда вскоре после нашего ухода, – сказал Льюис.
Они ушли вперед, а я попытался ей позвонить. Телефон не отвечал. Я уже отправил Руби две смс, но и они остались без ответа. Часы показывали 23:20; она должна была закончить в девять вечера. Даже если ее задержали, не могла она до сих пор торчать на работе, подумал я. Проходя мимо банка, я завернул за угол, где находились банкоматы, и набрал номер Руби еще раз.
А когда оглянулся, то понял, что у меня за спиной стоят трое. Я все еще прижимал к уху телефон, поэтому рассеянно отступил в сторону, чтобы не загораживать им проход.
Они тоже шагнули вбок, преграждая мне дорогу.
– Ты доктор, так? – спросил один.
Я попытался вспомнить, знакомы мы с ним или нет. Нет, я его не знаю. Интересно, откуда тогда он в курсе моей профессии?
– Простите, мы с вами знакомы? – спросил я.
– Не простим, – вмешался другой, подходя ко мне ближе. – И не надо с нами шутки шутить, мы знаем, что ты доктор. Какие лекарства у тебя с собой?
Похоже, они решили, что врачи повсюду ходят с полными карманами таблеток: ну надо же!
– Чего? – с улыбкой спросил я. – Да нет у меня никаких лекарств.
Я попытался выйти обратно, на главную улицу. Один из парней прижал меня к стене.
– Тащи его к банкомату, пусть снимает все деньги, – сказал второй тому, который меня держал.
Как ни странно, до этого момента мне нисколько не было страшно, скорее, я недоумевал, откуда они узнали, что я доктор. Однако внезапно я понял, что меня грабят. Если этим парням удалось бы меня затащить к банкомату, им стало бы известно, что вопреки распространенному мнению врачам платят очень даже скромно: у меня на карте был большой овердрафт. Однако тут кто-то вышел из-за угла: девушка лет двадцати, в короткой юбке, сапогах и заношенном жакете, обхватившая себя руками в попытке согреться. О, наконец-то знакомое лицо! Имени ее я, несмотря на все усилия, вспомнить не сумел, правда, очень быстро стало ясно, что она с парнями заодно.
– Вы же сказали, что ничего ему не сделаете! – обратилась она к первому.
– Заткнись! – рявкнул он.
