И вот на следующее утро, когда все мы сидели в офисе, Линн сказала, что он мог не выжить. Хейли, отличавшаяся неизменным практицизмом, обзвонила все приюты, какие могла, расспрашивая о нем.
– Остался последний, – заметила она, поднимая трубку.
Линн грустно мне улыбнулась.
– Больше мы ничего сделать не можем, – сказала она.
Мы сидели, стараясь не прислушиваться к разговору Хейли по телефону. Даже Джой в это утро казалась расстроенной. Она спросила про Патрика практически сразу, как вошла в дверь (ну, разве что поправив для начала прическу, съев круассан и обильно накрасив помадой губы). Хейли повесила трубку и покачала головой. Там его тоже не оказалось.
– Надо будет еще раз связаться с полицией, но, боюсь, это все, что в наших силах, – вздохнула она.
– Может, стоит пойти его поискать? – спросил я.
– Ты, конечно, можешь это сделать, – ответила Линн. – Вот только вряд ли ты его найдешь, и к тому же…
Она запнулась, подбирая нужные слова.
– На улицах множество других людей, которым нужна твоя помощь. Возможно, сегодня будет лучше сосредоточиться на них.
Пожалуй, она была права. Я встал со стула.
– Мне надо сходить в приют, – сказал я. – Уоррен вчера звонил: у нескольких человек сильный кашель, нельзя допустить, чтобы развилась пневмония.
– Вообще, – заметил Кевин с деланной беззаботностью, – чудеса случаются.
Он грыз печенье, отчего выглядел, на мой взгляд, точь-в-точь как бурундук. Линн прожгла его взглядом – уж не знаю, за напрасную ли надежду, которую он мне подавал, или за летевшие во все стороны крошки.
– А что насчет Барри? – спросил я, памятуя о том, что он частенько спал на улице.
– Обычно он сам прекрасно устраивается, – ответила Линн.
Но я все равно волновался. Я был у него в долгу за то, что он спас мне жизнь, и очень расстраивался, что никак не могу его вознаградить. Конечно, я его поблагодарил, но мне всегда казалось, что слова имеют для Барри совсем ничтожное значение: он воспринимал их как отдаленный шум, который слышал, но не разбирал. Точно так же не имело смысла делать ему подарки, потому что вещи его не интересовали.
– Я постараюсь его разыскать после того, как наведаюсь в приют, – сказал я.
Профессор Пирс тоже поднялся.
– И мне надо идти. Сегодня совещание. Но держите меня в курсе событий.
Он кивнул мне головой, проходя мимо.
– Постарайся не волноваться слишком, дорогуша, – обратилась ко мне Джой. – Ты сделал все, что мог, да и Кевин, возможно, прав. Никогда не знаешь, может, он нашел другое место для ночлега и с ним все в полном порядке. И, если будешь проходить мимо какого-нибудь магазина, где продают мармеладки…
Я понимал, если Патрик после нашей встречи не добрался до хостела, то с ним что-то случилось. Может, он решил опять заночевать на улице, замерз и… Мне было страшно об этом даже подумать. Я взял свой рюкзак и пальто, спустился по лестнице и вышел в пронзительно морозное зимнее утро. Впереди меня по улице шагал профессор Пирс. В «Проекте Феникс» он работал с частичной занятостью; его основным местом был университет. Меня поражало то, как ему удается сочетать две таких разных профессии: с одной стороны, он трудился в академической сфере, писал книги и проводил исследования, читал лекции юным дарованиям, росшим в довольстве и комфорте, а с другой – общался с самыми обездоленными и проблемными представителями нашего общества.
– Важно уметь примирять одно с другим, – сказал он мне как-то раз, когда я спросил его об этом. Он был моим начальником и хотел меня расспросить о том, что произошло со мной и с Барри в ночь, когда тот спас мне жизнь. Мы встретились в его кабинете в университете. Кабинет был маленький, единственное окошко выходило во внутренний двор, где гудели охлаждающие блоки кондиционеров.
– Работать с бездомными – это привилегия, – сказал он тогда.
Я поглядел на него с удивлением.
– Ты сталкиваешься с людьми, находящимися на самом дне, живущими на самой грани, и от этого острей осознаешь, насколько все мы уязвимы.
Он откинулся на спинку стула и сложил руки на животе.
– Мы, люди, пребываем в постоянном заблуждении, будучи уверены, что наш способ восприятия мира – единственно возможный, и распространяя его на всех, с кем нас сводит судьба. В результате каких-то вещей мы просто не можем понять. И это нас пугает.
Он говорил медленно, взвешивая каждое слово. Потом потянулся к своему столу и достал оттуда маленький ящичек.
– Пациенты заставляют нас понять, что, несмотря на кажущиеся различия, все люди одинаковы. У нас одни и те же желания, стремления и заботы. Они учат нас быть людьми, а возможность учиться – это всегда привилегия, – сказал он, открыл ящичек и вынул из него сигару. – Вы курите? – спросил он.
Я покачал головой. Мне не нравились сигары, а закурить сигарету, наверное, было бы дерзостью с моей стороны.
Он пару минут крутил сигару в руках, прежде чем прикурить. Я немного забеспокоился: вряд ли курение в университетском здании было разрешено. Я огляделся по сторонам, в глубине души опасаясь, что сейчас откуда ни возьмись явится охранник и выпишет ему штраф. Никто не появился; судя по пятнам никотина на потолке у него над столом, волновало его отнюдь не это. Профессор Пирс наклонился вперед и приоткрыл створку окна. Гул кондиционеров сразу же ворвался в кабинет, и он закрыл окно обратно. Но не шум стал причиной его задумчивости.
– Человеку трудно выносить окружающую реальность, – сказал наконец он. – Я часто думаю, что это касается, в первую очередь, наших пациентов, которые стараются от нее сбежать, отделиться от общества, и потому становятся алкоголиками и наркоманами. Так они прячутся от реалий своей жизни.
Он пыхнул сигарой и на мгновение задержал дым у себя во рту.
– То же самое относится и к нам. Надо быть осторожнее, работая в нашей сфере, чтобы не перегореть. Иногда все становится… – он сделал паузу, – …слишком уж реальным. Нам надо быть практичными, вдумчивыми, внимательными, но не опускаться до цинизма, не попадать в ловушку, которая ограничивает наш разум. Вот почему я работаю в университете. Это мой свет во тьме.
Практически все поверхности в кабинете были завалены книгами. Он взял одну из них, покрутил в руках и вернул на место.
– Я вам предлагал? – он еще раз протянул мне ящичек с сигарами.
– Да, предлагали. И нет, спасибо. Все в порядке, благодарю, – ответил я.
Как у Эми, научившейся получать удовлетворение от своей работы, собственная стратегия имелась и у профессора Пирса тоже.
