– А кто на героине, они ходят по-другому. Медленней, хоть все равно целенаправленно, потому что, когда они идут за наркотой, их уже ломает, так что им больно, и это заметно по тому, как они ставят ноги.
Гениально! Она была прямо как Десмонд Моррис из мира наркоманов.
– Вы ходите как будто на крэке, – подытожила Молли.
Я запротестовал: на самом деле я так хожу, потому что вечно просыпаю на работу и боюсь, что сестра Штейн заметит мое опоздание.
– Ну а у вас, Молли, какая тогда походка? – спросил я шутливо.
– Как у восьмидесятилетней старухи со сломанной шейкой бедра, о чем вам прекрасно известно, маленький вы негодник, – сказала она, хохоча.
Я двинулся дальше, но свернул с главной улицы, чтобы проверить парочку мест, где обычно ночевали мои пациенты: отчасти с целью убедиться, что все разошлись по приютам, отчасти из надежды все-таки найти Патрика. Все было пусто, и я вздохнул с облегчением. Проходя мимо автобусного депо, я заметил Барри и поздоровался с ним.
– Барри, вы в порядке? – спросил я. Ноги у него были обернуты газетой.
– Да, – отозвался он своим обычным равнодушным тоном.
– Становится холоднее, было даже штормовое предупреждение. Вы не хотите укрыться в теплом месте? – спросил я.
Потом объяснил ему, в какие приюты можно обратиться и что там не придется долго жить, если он не захочет. Барри пожал плечами. Я волновался из-за того, что долго на улице при таком морозе он бы не протянул.
– Мы все будем сильно тревожиться, зная, что вы ночуете на улице, – сказал я, – а моя мама просто с ума сойдет, если увидит вас тут, на морозе.
Он снова пожал плечами, но на этот раз взглянул на меня.
– Давайте я оставлю вам адрес ближайшего приюта. У нас есть даже микроавтобус, чтобы подвезти вас туда.
На мгновение Барри задумался.
– Ладно, – равнодушно бросил он.
Я улыбнулся.
– Только пока погода не улучшится.
Он кивнул, и я передал ему листок с адресом, а потом развернулся, чтобы идти дальше.
– Спасибо, – внезапно произнес он.
– Всегда пожалуйста, – откликнулся я.
Проходя мимо станции, я решил завернуть в супермаркет, раздобыть что-нибудь поесть. Если честно, я рассчитывал закупить сахарных пальчиков в количестве, примерно равном собственному весу. Человек, придумавший эти жареные пальчики размером с палец, присыпанные сахарной пудрой, заслуживает Нобелевской премии. Когда Бог послал с небес манну – если вас интересуют подробности, перечитайте Книгу Исхода, – она наверняка имела их форму. Чистая амброзия, уж поверьте мне. Я знаю, что, как доктор, должен стоять за перекусы из органических сухофруктов и орешков, но у меня выдался нелегкий день: я продрог, обессилел и только что узнал, что хожу, как наркоман на крэке.
Тамсин сидела у входа в супермаркет. Она была одной из пациенток Хейли, и я несколько раз видел ее, навещая других постоялиц в приюте, где она обитала.
– Привет, – поздоровался я, всем своим видом показывая, что поглощен исключительно ответственной миссией по закупке сахарных пальчиков, так что времени на разговоры у меня нет.
– О, привет, доктор Макс, – ответила она с мостовой. – Неловко вас просить, но может быть, вы могли бы…
Смутившись, она замолчала. Но потом закончила:
– Могли бы дать мне немного денег на еду. А, доктор?
Решение давать или не давать бездомным деньги осложняется множеством факторов, и хотя я уже давно работал с ними, до сих пор не пришел к выводу, как все-таки лучше им помочь. Однако, рассудил я, купить голодному человеку еды как раз легко, к тому же, не могу ведь я зайти в супермаркет, выбрать себе что-то и просто пройти мимо нее. У Тамсин шизофрения, и она хочет есть. Я предложил купить ей сэндвич. Подумал, что и пальчиками тоже поделюсь. Вообще, я убежденный сторонник их целительной силы.
Естественно, я знал, что ее проблемы легко не решаются. Слово «бездомный», как и «сахарные пальчики», – это еще не полное описание. Оно означает не только то, что у человека нет дома. В большинстве случаев рука об руку с ним идут и психические заболевания. Это уже немалая нагрузка на общественные ресурсы. И хотя пресловутые психлечебницы из прошлого были далеки от идеала, вряд ли современное бродяжничество и попрошайничество можно считать лучшим вариантом.
Обливаясь слюной при виде лакомств на полках, я добрался до желанного прилавка, и тут прямо у меня на глазах одна из продавщиц начала высыпать сахарные пальчики из корзинок в большой пластиковый мешок. Святотатство! Я бросился к ней.
– Что вы делаете с сахарными пальчиками?! – возмутился я, стараясь придать своему голосу как можно больше веса и убедительности.
– Завтра у них истекает срок годности, – последовал ответ.
– Но сейчас же не завтра, а сегодня! – воскликнул я.
– Да, но нам надо очистить полки.
В этот момент я осознал еще кое-какую ужасную вещь.
– И что вы будете делать со всей этой едой? – спросил я.
– Выбросим в мусорку, – легко ответила девушка, вытряхивая пирожки с сыром и брокколи в мусорный пакет.
Через стекло витрины я видел спину Тамсин, сидевшую на тротуаре, и людей, обходивших ее. Она была голодна, а всю эту еду собирались выбросить на помойку.
– Почему бы не отдать ее бездомным – как вон та девушка на улице? – сказал я.
– Это запрещено. Если они ее съедят, а потом заболеют, то могут подать на магазин в суд.
Не имело смысла возражать, что люди, у которых нет денег на стакан чая, вряд ли затеют судебную тяжбу, даже если (что еще менее вероятно) отравятся сахарными пальчиками. Ситуация выглядела настолько глупо, что в нее верилось с трудом: каких-то 5 минут назад я вполне мог взять с прилавка эти самые продукты, которые теперь почему-то считались негодными для продажи и употребления. Некоторые супермаркеты отправляют еду, у которой скоро истекает срок годности, в благотворительные организации, но большая ее часть летит в мусор. Я стоял в магазине и беспомощно наблюдал, как целые полки вполне подходящей для употребления выпечки высыпают в мусорный мешок, в то время как на улице сидит человек, который просит хоть что-нибудь поесть. Иногда не надо быть психиатром, чтобы понять, что мир сошел с ума.
Я вернулся в офис, где меня приветствовал целый строй улыбающихся лиц.
– Что такое? – с подозрением спросил я.
