Да вот только финт этот в ГАСе осуждаем, и те, у кого раньше здесь учились отцы или братья, презрительно засвистели. Вот что значит только читать правила, но не знать традиций. Мои девочки, буквально выпотрошившие старшекурсников, сейчас, скорее всего, гордо переглядываются.
А я… ныряю под замахнувшуюся руку Уго и довожу ему локтем по ребрам.
С моей силой удар не велик, но за счет инерции чувствителен. Папа утверждал, что кулаком не всякий может ударить, согнул кисть неправильно — и вуаля, перелом пальцев можно получить в подарок. А вот локтем по корпусу даже дилетант может неплохо врезать.
— Разведка боем прошла успешно, — громко вещал Сантана, традиционно освещающий дуэли. В нашем случае многочисленных задних рядов не было, каменный амфитеатр с одной стороны круга пустовал, но наставник ответственно подходил к своим обязанностям. — Песок не сработал! И Стрела пометила цель. Иначе этот слабый издевательский удар не назовешь. Меньше гуманизма, больше боли! Гуманизмом подростки перед сном занимаются, а настоящие гасовцы…
Над моей головой пролетел кулак. Пока высоко бьет, не привык спарринговаться с низкорослыми. И я снова удачно подныриваю, успевая подрубить отставленную ногу.
Уго припадает на одно колено. И по кругу идут недоуменные шепотки. Сейчас нужно подходить и добивать. Каждый из них так бы и сделал.
Вот только мне нечем добивать, разве что вцепиться и покусать. В ближнем бою Ласкес разделает меня на тысячи маленьких, умоляющих о пощаде стрелочек. Поэтому я не спешу наносить удары, а отбегаю на пару метров и внимательно слежу за Уго.
— Минута прошла! — объявляет Фуко.
А мы продолжаем бой, все более осторожно действует мой противник, все так же тяну время я. Однокурсники нас азартно подбадривают, становятся на самый край круга, наклоняясь вперед и забирая у меня еще несколько жизненно важных сантиметров маневренности. Вторая минута проходит тихо, в быстрых пробежках и неожиданных финтах. В последние секунды меня прижимают к периметру, образованному из тел, я с трудом уворачиваюсь в узком пространстве, получаю вскользь по плечу и хватаюсь за него, шипя от боли.
— А нашу скользкую девочку, не желающую вступать в бой, все же задели, — отмечает Сантана. — Сейчас увидим, была ли это случайность или Ласкес, наконец, нащупал… правильную тактику, а не то, что подумали.
— Три минуты!
Спасибо, Фуко. Еще немного, большая часть уже позади. Держись…
Я порхаю как птица, уворачиваюсь как змея, но Уго уже все понял. Перед ним не гадюка, а ловкий уж, которого можно не опасаться. И он с азартом теснит меня к стене из людей. Волны свежести непрерывно бодрят меня от близкого присутствия Райдена, застывшего дорожным камнем, одинокого в своей неподвижности среди моря размахивающих рук и раскрытых в крике ртов. Но, обманкой заставляя Уго развернуться в другую сторону и уже пробегая за его спиной мимо орущего строя, я получаю удар по голени от чьей-то выпрямленной ноги и едва не падаю на песок. Боль такая, что я вою, но это еще можно пережить. А вот летящий хук в челюсть от наконец поймавшего меня и щерящегося от радости Ласкеса… мне никак нельзя получить. Это будет концом дуэли и, возможно, моих планов на учебу. Насколько помню, инвалидов в ГАСе не держат.
От Уго пахнет потом, я это чувствую, потому что он сгреб меня за майку и держит, не давая возможности упасть.
Кулак почти нежно мажет по краю щеки. Единственно, что я успеваю сделать, это повернуть голову. А мой противник явно останавливает силу удара. Он смеется, удерживая меня, готовясь поиздеваться. Птичка поймана.
Извини, Райден, кажется, я облажалась.
* * *
— Официально фиксирую нарушение правил, — сообщает Фуко ровным нейтральным тоном.
По сравнению с ним Сантана вступает резко и торопливо, громкость бьет по ушам:
— Маккой может остановить поединок. Студент Вентура получает сто единиц максимального единовременного штрафа за поведение, не соответствующее Кодексу студента ГАСа.
Он что-то продолжает говорить, но я уже думаю о другом. Согласно правилам, после зафиксированного нарушения я имею право остановить бойню словами или поднятой рукой с широко расставленными пальцами. Право то имею, но не могу.
Я крепко держусь за место между грудью и животом, куда только что играючи пробил Ласкес. Задрал на мне майку и со вкусом приложил в район желудка, едва не попав в солнечное сплетение. Но и этого уже достаточно, боль взрезает мое тело, заливаясь расплавленным металлом в сердцевину, уши закладывает. Тишина. Ти-ши-на. Я вижу, как смеется Уго, но совершенно не слышу этого. И хорошо.
На секунду мое сознание дает сбой. Я пугаюсь, но тут же освобожденно вздыхаю в надежде на завершение, а и ладно, пусть быстрее закончится боль. Было нарушение правил, я не проигравшая, дуэль можно остановить. Пожалуйста, остановите ее кто-нибудь, потому что я этого сделать не могу…
И через мгновение я опять выныриваю, вместе с криком Сантаны:
— Бой остана…
Но я уже вполне в себе и… чувствую себя странно злобно. Во мне никогда не было столько концентрированной холодной ненависти. Боль — это просто ощущения, которые можно игнорировать, и я выкидываю ее из себя, выдавливаю с потом из тела.
Ловлю повернутое к зрителям улыбающееся лицо Уго, ничего так, удобно стоит, и пробиваю парой джебов по корпусу, заставляя его недоуменно развернуться. Мои руки слабоваты, но дистанция мала, это дает отличную точность. Тебе нравится хватать меня за одежду, урод, так я не против, не отпускай.
Пострадавшая нога неуклюже подкашивается, но противник от неожиданности никак не может разжать пальцы, продолжая удерживать меня на весу.
Острый, смуглый подбородок противника оказывается точно в фокусе, и я всем телом вкладываюсь в удар снизу вверх. Рука летит, распрямляясь и печатая в десяточку. Апперкот. Жестко. Есть! Полетай, Ласкес.
Его сносит, вместе с куском моей порвавшейся майки. Виден белый плотный лиф, но мне плевать. Покачиваясь, я стою по центру дуэльного круга и хищно слежу за противником, валяющимся в метре от меня. Он беспомощно загребает руками песок, лицо страдальчески искажено.
— …новлен! Мать его… Охренеть, парни.
Над губой почему-то мокро, я вытираю рукой, но крови на разбитых костяшках становится даже больше. Каким-то образом мне подбили нос, а я этого даже не заметила. Лицо вроде не болит.
Ко мне начинают подходить однокурсники и дружески хлопать по спине, плечам.
— Молоток, Маккой.
— Уважаю, как ты его…
Визжат и обнимают девчонки.
А я смотрю на то появляющуюся в видимости, то исчезающую за мельтешением поздравляющих студентов высокую фигуру с гривой белоснежных волос. Из носа Райдена течет кровь. Как и у меня.
Глава 19
Кап-кап. Кран в раковине протекал. Я оторвала болтающийся лоскут от жалких остатков майки и привязала его к металлическому носику, только бы дальше не слышать изматывающий мерный стук.
