— Маккой, — прошипел он, и мы приземлились на какую-то лавочку, рядом с увитой плющом оградой. Кажется, мы оказались где-то на границе территории, ужин мы пропустили, вокруг было темно и тихо. И хотя мы находились по-прежнему опасно близко от жилых корпусов, но мне лично было сейчас все равно. Камачо явно тоже. В полутьме его глаза опасно ко мне приблизились, и вместе с отчаянным долгожданным касанием губ я почувствовала его горячую руку на своем животе.
Никогда у нас раньше не было такого поцелуя. Яростного, смнающего. Меня — пили и пила в ответ я. Его язык танцевал у меня во рту словно играл на струнах где-то очень глубоко внутри меня. Он дергал и я звенела, звенела, звенела.
Его сорочка никак не хотела расстегиваться и последние пуговицы издали тихий хруст, когда я рванула за обе полы. В ту же секунду майка на мне поднялась рывком до подмышек, и мы, наконец, дорвались до тела друг друга.
Его твердый живот то напрягался каменно, то становился так мило, нежно упругим. Стучало по моим пальцам его сердце, рвалось ко мне, залезало в ладонь. Голову кружило, шелк его волос упал на мои лоб и щеки.
Камачо застонал мне в губы, когда обе его ладони накрыли мою грудь, открывшуюся под сдернутым наверх до треска лифом.
Шершавые от тренировок пальцы погладили, потерли и сжали вершинки. Меня впервые трогал парень. Это… совсем не стыдно, это пронзительно правильно.
* * *
Он опрокинул меня на скамейку, торопливо и бережно одновременно. И в этом противоречии был он весь. Решительный, пренебрежительный, самоуверенный внешне и нежный, трогательный, оберегающий, когда мы были вместе.
— Не двигайся, пожалуйста, дай мне посмотреть на тебя.
От холода соски сжались в торчащие кнопки. Райден коснулся одного подушечкой указательного пальца и честно сказал:
— Меня сейчас разорвет. Это так красиво.
Волосы падали ему на лоб, широкие плечи закрывали небо. Нечестно, у меня руки не такие длинные, я никак не доставала до сидящего на моих бедрах Альфы. Поэтому просто дернула его к себе ближе за полу сорочки. Я тоже хочу трогать.
И он поддался, наклоняясь, давая доступ к твердому телу, чуть подрагивающему под любопытными пальцами. Гладкая кожа на рельефных мускулах. Горошены маленьких сосков. Плато мощной груди. Отлаженная породистая машина, заточенная на будущие противостояния. Райден.
Он и я.
Мы то изучали друг друга, водя по телу, словно рисуя карты, то бросались целоваться как одержимые. Звездное небо качалось над моей головой и сиял рунами Райден.
Не знаю когда, но мои брюки оказались стянуты до бедер.
— Стелла, — прошептал Камачо почти неслышно, целуя мочку уха.
Его палец коснулся к чему-то очень чувствительному у меня внизу, ждущему и… благодарному. Стало безумного горячо, я пыталась говорить, но не могла. Цеплялась руками за сверкающие рунами предплечья, тянула носочки, беспомощно ахала. Он шептал что-то неясное, сгреб мои волосы руками, не давая мотать головой, целовал остро, быстро и жадно в шею, подбородок, в дрожащие губы. Он всходил надо мной звездой, заслоняя сейчас весь мир. Еще несколько нежных движений. И белое ослепительное пламя расцвело перед мои глазами.
Мой тихий вскрик что-то включил в Райдене, заставив тело под руками раскалиться. Я вспомнила сны и провела по нависшему надо мной Альфе вниз, до плотной каменности в паху под брюками.
Уткнувшись лицом мне волосы, он часто и хрипло задышал, приподнялся бедрами выше, давая доступ. Пуговицы оказались тугие. Я гладила подрагивающий бугор, другой рукой пыталась расстегнуть брюки. Пальцы не слушались. Грубая ткань. Выскальзывающие костяные кругляши, которые упорно неподдавались. Сбившееся дыхание. Мое или его, уже неважно.
Райден внезапно застонал, прижал мою ладонь к твердости. Он шипел и ругался, отчаянно горячо выдыхая прямо в ухо, запуская мурашки по шее. Затем осторожно лег на меня всем тяжелым телом.
— Я же не закончила, — пискнула я. — В смысле ты.
— Маккой, — вернулся он к официальному поименованию. Потерся носом и продолжил нахально валяться на мне. — Помолчи немного, а? Не позорь меня. Убери руку и сделай вид, что ты ничего не заметила.
— Заметила что?
Он продолжил лежать, хмыкая мне в волосы. Затем хмыканье перешло в фырканье, Камачо рассмеялся и поцеловал меня в висок.
— У меня все отлично. Я счастлив.
Хм. Прозвучало действительно довольно. Я убрала его волосы назад, чтобы получше рассмотреть выражение лица, но что-то пошло не по плану. И мы опять принялись целоваться. Если есть на свете дело, которым можно заниматься вечно, бьюсь об заклад, это точно поцелуи.
Когда Альфа попытался снова опустить руку вниз, я запротестовала:
— Поздно уже. Девчонки начнут волноваться, меня и на ужине не было. Представляешь, что Моника может напридумывать?
Камачо отстранился и со вздохом слез с меня, становясь на ноги рядом со скамейкой.
— Ты права, а мне нужно в душ. Я грязный…. после озера.
И расплылся в медленной улыбке, рассматривая открывшуюся перед ним картину.
— Райден, — зашипела я, — ты куда смотришь? Отвернись сейчас же.
Пришлось спешно подтягивать одежду прямо под его довольным взглядом, потому что кое-кто даже не подумал прислушаться к моей просьбе и отвернуться. Я так торопилась, что чуть не навернулась со скамейки. Хорошо, он хоть колено подставил.
Сев, застегивалась, повернувшись боком, щеки горели, но все равно под его взглядом было скорее волнующе и весело, чем стыдно.
— В следующий раз, Камачо, я тоже тебя буду в упор рассматривать. Посмотрю, как ты задергаешься.
— Быстрее бы следующий раз. В упор так в упор. Ради тебя я готов подвергнуться этой пытке, — он уже натянул китель, пригладил волосы и ухитрился выглядеть даже более аккуратно чем я. — Ты будешь пытать меня, внимательно осматривая с головы до пят, осыпая комплиментами, но я постараюсь стоически все вытерпеть. Вот увидишь, я продемонстрирую терпение уровня легенды, ни слова жалобы, ни капли слезы.
— Ну, ты…, - я чуть не потеряла дар речи. Вести интимные разговор оказалось намного сложнее, чем обычные. Не поймешь, где смешно, а где серьезно, и что имеется в виду под намеками. Не беседа, а сплошные иносказания. — Ты бесстыдный!
— Да, Маккой, я такой. Ты даже меня обязательно накажешь. По своему мило и в следующий раз. Как мы уже договорились.
Меня подхватили на руки, привычно легко, и понесли. Попытки вырваться ни к чему не привели, да я не особенно и старалась. Ладно, пока темно, можно еще чуть-чуть понежиться в его объятиях.
Завтра будет сложный день, придется придумать способ определения преступника, испортившего камни. Так почему хоть немного не продлить ощущение счастья, птицей бьющееся в груди.
