— Вот ты ж, — Вега запнулась и немного отстала, но тут же за парой прыжков догнала меня. — Погодь. Так это он тебя инициировал на вечеринке?
— Не скажу.
Я отчаянно покраснела.
— Охренеть! Мать! — она все же сбилась с шага, споткнулась и с грохотом рухнула на ступеньку. — Стелла!
* * *
Я протянула руку, но она встала сама, потирая коленку. Тонкие брови сведены в линию, маленькие белые зубки покусывают нижнюю губу. Так и знала. Подруга обиделась.
— Я понимаю, Стелла, почему вы держали это в тайне, — Моника хмыкнула, — но мы с тобой как бы подруги. Я все разболтала, а ты, оказывается, слушала мои планы про инициацию с Камачо и посмеивалась.
— Мне было не смешно, а очень неловко, — я обняла ее за плечи. Мы стояли прямо посередине лестницы, смущенные и расстроенные. И решали, есть ли у нашей дружбы будущее. — Спасибо, Моника, что рассказываешь. И я с тобой сейчас поделилась.
— Когда я уже и сама все поняла, — фыркнула Вега.
— Когда я решилась, — поправила ее я. — Если твои заботы касаются учебы, то у меня совсем личное, которое нелегко озвучивать. Некоторые вещи я и сейчас не готова. Извини. Но мое доверие к тебе от этого не меньше.
Звучало немного сбивчиво, зато честно. И Моника это почувствовала. Она похлопала меня по спине, отстранилась и с любопытством осведомилась:
— Что было — проехали. А сейчас встречаетесь?
Я прислушалась, не приближаются ли чьи-то шаги, постучала пальцем по широкому темному поручню и пробормотала:
— Угу. Пошли в комнату, нечего тут зависать.
До самой нашей двери подруга не давала мне покоя. Она кружила вокруг жужжащим взбудораженным шмелем и тихо зудела:
— Слушай, а целуется-то как? Не слишком влажно? А где встречаетесь? Тут же вообще не спрятаться. Ой, а предохраняетесь как?
При входе в холл я зажала ей рот ладонью и потащила в нашу комнату. Она шутливо отбивалась и крутила глазами как сумасшедшая, даже настроение немного подняла, несмотря на ситуацию с Райденом.
— Моника, не буду я о таком рассказывать, это неприлично, — сообщила я, плотно закрыв дверь. В комнате на полу валялась моя ночная рубашка, ботинки с носками, кровати не заправлены, столы завалены раскрытыми книгами и тетрадями. Все в беспорядке. — Лучше немного приберусь и подумаю как помочь Райдену.
— Ха, — сказала Вега, падая на кровать и поднимая ноги в ботинках на железную боковину, — ему хреново, мне хреново, тебе, даже Мартину. Представляешь, брату Сантана влепил восемьдесят штрафных за отсутствие инициативности. Восемьдесят, от балды, ни за что! За то, что НЕ делал. Это как? Они нас что, целенаправленно выгоняют?
Она продолжала болтать, рассуждая сама с собой, а я перебирала вариант за вариантом по спасению Камачо. Но все больше убеждалась, что остается только один — признаться Сантане. Дескать, виновна, наговорила сгоряча на парня, обвинила в домогательствах, а сама-то целоваться была не против.
Глава 28. Поступок на сто баллов
К пяти утра ничего нового я не придумала. И к шести тоже.
В окно заглядывал робкий утренний свет, Моника смешно посапывала, обнимая подушку. Для бессонной ночи я чувствовала себя удивительно бодро, даже взвинченно.
Мое сердце тревожно отстукивало секунды, отмечая уплывающее сквозь пальцы время. Что ж. Сто баллов — максимальный единовременный вычет, который мне грозит, если я признаюсь во лжи. Скажу, что у Зимнего сада сама спровоцировала Райдена и боялась в этом признаться. Я такая трусливая, спасу нет.
Одевалась я быстро, почти механически, размышляя насколько странно судьба мешает карты. Пытаешься спасти академию от Хаоса, но оглянуться не успеваешь, а уже спасаться надо самим.
Форма села как доспех. Жестко, удобно, уже совершенно привычно. Краем сознания я отметила как впервые на кителе не собралось ни единой морщинки. Волосы я убрала в строгий хвост, лицо чистое, без намека на косметику. Мои зеленые глаза и без того излишне лихорадочно блестели, а скулы цвели красным.
Дверь комнаты я закрыла почти бесшумно, Моника так и продолжала спать. В коридорах раздавался только стук моих собственных ботинок.
Первым делом я отправилась к Райдену. План расселения можно было найти в административном крыле, но оно еще час будет закрыто. Поэтому придется разбудить и спросить Мартина, благо я знаю номер его комнаты.
Мужской блок оказался огромным и занимал несколько этажей. Я проходила мимо подмигивающих пропускными рунами дверей, стараясь наступать как можно тише. Не хотелось бы, чтобы какой-нибудь любитель проснуться ни свет, ни заря выглянул на звук шагов. Объяснить здесь свое присутствие я точно не сумею. Боюсь, рассказом о внезапной идее сходить в гости к Марину в шесть утра отмахаться не получится.
Заселенное первокурсниками крыло я нашла быстро, сверила номера и тихо постучала. Потом еще раз. И еще. Погромче.
Дверь мне открыл всклокоченный малознакомый парень в одних трусах, вроде из Бетт. Он ошарашенно осмотрел меня снизу доверху, почесал густую поросль на груди и проникновенно спросил:
— Прорыв?
— Нет, — после секундного замешательства ответила я.
— Потрахаться?
— Нет, мне…
— Тогда нас нет до семи, — сообщил грубиян и захлопнул дверь перед моим носом.
На следующий мой настойчивый стук, а я не сдавалась, открыл Мартин.
— Стелла? — удивился он.
— Убей ее! — стонуще послышалось из глубины комнаты. Кто-то совершенно не умеет рано вставать.
Мартин сонно моргнул, поддёрнул трусы на худых бедрах и вышел в коридор, аккуратно закрыв комнату. Услышав вопрос о месте проживания Райдена, он немного помолчал, потом резко покраснел, но ничего к моему облегчению не спрашивал. Просто назвал номер и некоторое время стоял босой, потерянный, смущенный, провожая меня взглядом. Удивительно, как брат и сестра могут отличаться характерами. Моника бы уже бежала рядом и подпрыгивала от любопытства. Обернувшись, я обнаружила, что Мартин уже вернулся к себе.
Вот и все. Мосты сожжены, сейчас предупрежу и не буду слышать никаких уговоров. Мои сто возможных штрафных — это совершенная мелочь по сравнению с его отчислением. По словам Мартина царственный Камачо и еще несколько нобилей ухитрились переселиться в одиночные комнаты после того, как в последние дни массово поотчисляли парней.
На стук никто не ответил, зато в двери торчала записка, лист бумаги, хрусткий, белоснежный, я и не припомню когда в жизни видела настолько чистый цвет. Сразу под виньетками и гербом в виде всадника изящным каллиграфическим почерком было написано: «Не переживай. Все будет нормально».
Порванный Хаос! Его исключают, а он пытается меня успокоить? Где же он бродит, к семи вывесят итоги дня и будет поздно что-либо исправить.
