Черчилль «очень ценил советы Гарвина и его конструктивную критику»
[947]. Основную часть рукописи — двадцать семь из написанных на тот момент тридцати глав — он направил ему в середине мая. «Я буду вам многим обязан, если вы сообщите мне свое мнение об этом произведении», — сообщалось в сопроводительной записке. В связи с тем, что еще было время для внесения коррекции, Черчилль просил Гарвина не колеблясь отмечать «скучные для прочтения куски». Также следовало обратить внимание на структуру: не было ли ничего пропущено, все ли блоки взаимоувязаны и пропорциональны
[948].
Гарвин проглотил рукопись за четыре дня (если быть точным — за четыре ночи). Прочитанное его потрясло. «Я думаю, что это ваше самое великое произведение, — сказал он Черчиллю. — „Мировая война“? Да! Она, конечно, останется. Но и древняя, и современная литература доказывают: ничто так не интересует людей, как увлекательные рассказы о великих личностях и их поступках». По структуре у Гарвина не было существенных замечаний. Сначала он хотел предложить сократить две главы, но потом передумал. Опыт работы над «Чемберленом» подсказывал ему, что «сложные противоречивые моменты могут быть объяснены только детальным приведением свидетельств и использованием множества ссылок».
Одновременно с общими замечаниями Гарвин оставил на полях рукописи напротив заинтересовавших его эпизодов свои размышления и предложения, в основном сформулированные в форме «сократовских вопросов». Не смог он не затронуть и темы Маколея. Еще Гладстон боялся, что «правда никогда не сможет одержать верх над живописным пленом фанатичного метода Маколея». Но Черчилль с его «исследованиями и воображением смог, наконец, положить Маколея на лопатки». По мнению Гарвина, вместо «озлобленных карикатур» известного историка Черчиллю удалось создать «живые портреты» герцога Мальборо и его супруги
[949].
Черчилль поблагодарил Гарвина за то, что тот уделил его произведению столько внимания. Труд Гарвина не прошел даром. По словам Черчилля, «в той или иной форме я использовал все предложения и исправления»
[950].
Одновременно с отправкой двадцати семи глав Гарвину аналогичный материал был передан Эдварду Маршу. Его Черчилль попросил внимательно отнестись к следующим моментам:
— «грубые» предложения, в которых либо непонятен смысл, либо содержатся грамматические ошибки;
— повторение слов и фраз (как и у любого автора, у Черчилля были свои «любимчики», которые встречались чаще, чем нужно);
— повторение доводов; «мой глаз замылен из-за частого прочтения одного и того же текста», — жаловался автор;
— «занудные, скучные, тяжеловесные» фрагменты; аналогично Гарвину, Черчилль просил Марша задаться вопросом, «какие десять тысяч слов можно удалить»;
— «дешевые, вульгарные и недостойные упоминания» куски; автор надеялся, что подобных кусков в его тексте Марш не обнаружит, но все равно счел необходимым указать и на это;
— дефисы, больная для Черчилля и Марша тема; автор хотел минимизировать их употребление; также он приложил правила издательства по пунктуации, прописным буквам, курсивам и прочему. «Мы можем не следовать им строго, но, тем не менее, некоторые правила необходимо соблюдать»
[951].
Спустя десять дней после обращения к Гарвину и Маршу, Черчилль направил текст Фейлингу. Для Фейлинга это уже была не первая читка рукописи. Но автор попросил все-таки заняться ею. Во-первых, было внесено много исправлений. Во-вторых, он хотел узнать мнение Фейлинга как профессионального историка по ряду моментов. Например, правильно ли он описал внешнеполитическую активность Карла II или можно ли считать Людовика XIV ответственным за развязывание войны?
[952] К «королю-солнце» у Черчилля были свои счеты, но об этом позже.
Еще через неделю и Эшли, и Фейлинг получили последнюю
главу, посвященную Европе времен Карла II
[953]. В целом эта глава Фейлингу очень понравилась, хотя у него и были несколько мыслей по ее улучшению. Как он сам признался, ему «ничего не осталось, как поблагодарить вас за впечатляющее произведение литературы, многие части из которого тронули меня, как, надеюсь, они тронут и остальных»
[954]. Черчилль в свою очередь поблагодарил Фейлинга, признавшись, что его замечания относительно Европы очень пригодились и позволили значительно улучшить материал главы
[955].
Не все замечания Черчилль принимал смиренно. Например, Чарльз Вуд предложил перенести одну из глав, посвященную достоверности мемуаров короля Якова. Эта глава, хотя и находилась в последней трети первого тома, была написана одной из первых, и в ней большое место занял вводный материал, включавший упоминание историка Леопольда фон Ранке, который уже был представлен автором в предыдущих главах. Учитывая, что в упомянутой главе не содержалось описания конкретных событий, а по большей части анализировались различные источники, Вуд предложил перенести ее в конец тома и оформить в виде приложения
[956]. Черчилль отказался. Причем в достаточно резкой форме, заявив, что о переносе главы «не может быть и речи». Он считал этот материал «одним из важнейших». В то же время он согласился учесть замечание относительно Ранке, а также вынести часть текста в сноски
[957].
Помимо историков и редакторов, рукопись направлялась близким друзьям: людям, с которыми автора связывали многолетние отношения либо точку зрения которых он считал полезной. К ним относилась давняя подруга британского политика дочь экс-премьера Герберта Асквита Хелен Вайолет Бонэм Картер (1887–1969). В своем ответном послании Вайолет благодарила Черчилля за «захватывающий интерес и напряженное возбуждение», а также «удивительные и волнующие переживания», которые ей подарило чтение «Мальборо». «От начала и до конца — это был глоток чистого восторга», — признавалась она, отмечая, что во всем произведении ей не удалось найти ни одного «неживого слова или предложения» (выделено в оригинале. — Д. Μ.).
