Одним из таких «старших политических деятелей» был экс-глава Консервативной партии и экс-премьер Артур Джеймс Бальфур. На тот момент ему шел уже семьдесят пятый год. В момент, когда решалась судьба правительства, он находился в Grand Hotel в Шерингхэм, графство Норфолк, пытаясь справиться с мучившим его тромбофлебитом. После получения от Георга V приглашения приехать в Букингемский дворец для консультаций он, несмотря на категоричные протесты врачей, направился в Лондон, считая своим долгом помочь королю в его нелегком выборе. По мере наведения справок о Керзоне Георг V стал все больше склоняться против его кандидатуры. Бальфур окончательно подтвердил накопившиеся сомнения. Когда пожилой политик вернулся после аудиенции в Ше-рингхэм и один из близких друзей спросил его:
— Ну что, будет избран дорогой Джордж?
Усталый джентльмен ответил:
— Нет, дорогой Джордж избран не будет
[1441].
Вскоре об этом узнал и сам Керзон. Когда он прибыл в свою лондонскую резиденцию Карлтон-хаус-террас, то от личного секретаря короля Артура Джона Бигга, барона Стэмфордхема (1849–1931), получил неожиданное для себя известие: в Букингемский дворец вызвали другого претендента на пост премьера — Стэнли Болдуина. «Удар был болезненным, а момент — ошеломляющим», — прокомментирует Черчилль эту сцену
[1442].
Когда Черчилль писал свой первый очерк о Керзоне в 1928 году (опубликован в январском номере Nash’s Magazine на следующий год), он еще не знал, какую роль в этой истории сыграл Бальфур. Об этом он узнает только в 1937 году от Бивербрука, а тот в свою очередь от Венеции Стэнли
[1443]. Так в эссе появились новые абзацы, описывавшие напряженный эпизод в жизни Керзона и всей Британии.
Сборник «Великие современники», включавший в себя эссе про двадцать одну личность, вышел 4 октября 1937 года в издательстве Thornton Butterworth Ltd. Первый тираж составил пять тысяч экземпляров. Однако популярность новой книги, которая, по признанию самого автора, «расходилась, словно горячие пирожки»
[1444], была настолько велика, что в том же месяце пришлось сделать еще две допечатки по две тысячи экземпляров каждая. До конца года было сделано еще три допечатки, а общий тираж дошел до пятнадцати тысяч экземпляров.
В отличие от других книг Черчилля, на территории США «Великие современники» были изданы G. Р. Putnam’s Sons. Неудовлетворенный продажами предыдущих работ британского автора, Чарльз Скрайбнер отказался принимать участие в новом проекте. И прогадал! Сборник пользовался популярностью. Было сделано три допечатки первого издания. Но, правда, объем продаж в США по-прежнему уступал британскому: 6500 экземпляров против 10 871 экземпляра, проданных в Великобритании. Как Черчиллю ни грустно было это признать, он не был близок американской аудитории. Особенно в межвоенный период, когда читатели в Новом Свете благоволили к авторам протеста, развенчания и бунта. Они зачитывались Хемингуэем и Фитцджеральдом. А из британцев первые места книжного хит-парада занимали сочинения Джона Мейнарда Кейнса, Герберта Джорджа Уэллса, Джорджа Бернарда Шоу, Литтона Стрэйчи (1880–1932) и Лоуренса Аравийского
[1445].
Составляя сборник, Черчилль опирался на уже опубликованный материал, замечая витиевато, что им были «сделаны существенные добавления, но почти в каждом случае текст остался в том виде, в каком был написан изначально»
[1446]. Во введении, датированным знаковой для автора датой — 13 августа, Черчилль указывал, что предлагаемые очерки, хотя и объединены под одной обложкой, представляют собой «самостоятельные сочинения, с разных сторон показывающие ход событий». «Собранные вместе, они рассказывают не только об актерах, но и о том, что происходило на сцене». Он считал, что «изложенные в исторической ретроспективе» его очерки «могут стать своего рода вехами в летописи эпохи»
[1447].
Указывая на «самостоятельность каждого сочинения», автор был прав, но чего он не сказал и о чем в принципе говорить и не должен был, так это о целостности произведения. Это очень редкое качество для сборников, добиться целостности может не каждый. Тому же Черчиллю в «Размышлениях и приключениях», несмотря на все правки, так и не удалось объединить разнонаправленные тексты в единую цельнометаллическую оболочку. Читая эту книгу, нельзя избавиться от ощущения разрозненности, вызванной как стилем представления материала, так и описываемыми проблемами. Что же касается «Великих современников», то здесь единство неоспоримо. Свою роль в этом сыграли и жанр биографии, и способ подачи, и мировоззрение автора. В этой связи интересно отметить следующее: несмотря на огромное значение, которое Черчилль придавал представленным в его книге персоналиям, он не мог не понимать, что после сокрушительных бурь и нечеловеческих потрясений последней четверти века «для подавляющего большинства читателей эти великие люди — лишь ничего не значащие имена». И все же — благодаря волшебной силе искусства — он надеялся найти для них место в современном сознании британцев, «дать возможность познакомиться с ними поближе»
[1448].
Многие творческие личности, вне зависимости от их гениальности и таланта, нуждаются в поощрении и оправдании. Черчилль был не из их числа. Тем не менее в относительно небольшом введении (одна страница) он не только признает, что масштаб личностей, которые ему самому казались «великими», на самом деле не являются таковым для «большинства читателей», но и пытается объяснить, зачем он знакомит с ними свою аудиторию. Одной из причин этой странной апологии является тот факт, что на момент издания сборника автор приближался к своему шестьдесят третьему дню рождения. Прошло восемь лет, как он оставил последнюю министерскую должность — самую значимую в его карьере на тот момент. Что, если и его золотой век позади? Что, если и о нем в скором времени потомкам будет известно не больше, чем о когда-то влиятельных, но теперь подзабытых фигурах? Конечно, со своим прирожденным оптимизмом он старался гнать от себя эти грустные мысли. Но избавиться от них было гораздо труднее, чем воскресить ушедших героев.
Частично результаты этих размышлений нашли свое продолжение не только во введении, но и в самом тексте. Например, в очерке о Филипе Сноудене встречается фрагмент, в котором поднимается тема восприятия публичной фигуры широкими слоями населения, и побочно еще одна — насколько правильным и долговечным окажется формируемый в глазах общественности образ: «Интересно, как выглядят современные политические фигуры в глазах средних мужчин и женщин? Как далека такая картинка от истины? Не формируют ли миллионы мужчин и женщин свое мнение под влиянием газетных карикатур и комментариев? Или они обладают глубоким внутренним инстинктом, который позволяет им видеть реальные характеры и знать реальную цену своим общественным деятелям?»
[1449]. Но если этого инстинкта нет, или он проиграет на фоне «газетных карикатур и комментариев», или в какой-то решающий момент подведет? Тогда придется надеяться на летописца, а если и его не окажется рядом, то на себя. Последнему императиву Черчилль оставался верен на протяжении всей жизни, выступая и Одиссеем и Гомером в одном лице. А пока он исполнял роль славного рассказчика о подвигах других.
