Несмотря на свое «незнание», Черчилль, хотя и дал положительный ответ, тем не менее коснулся болезненной для Германии того времени темы — антисемитизма. Британский политик всегда с пониманием относился к проблемам еврейского народа. Среди его друзей было много семитов, а некоторые из его коллег даже считали, что главным недостатком Черчилля была его «чрезмерная любовь к евреям»
[1988].
— Почему ваш вождь так жестоко ненавидит евреев? — спросил Черчилль. — Я могу понять ожесточение против евреев, которые в чем-нибудь провинились или выступают против своей страны, мне понятно также, когда противодействуют их попыткам захватить господствующее положение в какой бы то ни было области. Но как можно быть против человека только потому, что он от рождения принадлежит к той или другой нации? Разве человек властен над своим рождением?
Черчилль считал, что Ганфштенгль рассказал Гитлеру о состоявшемся диалоге и, в частности, об этой реплике. По всей видимости, он был прав, потому что желание фюрера встретиться с британским гостем резко сошло на нет. Он сослался на то, что «Черчилль сейчас находится в оппозиции и не привлекает внимания». «Аналогичные высказывания можно услышать и про вас», — парирует Ганфштенгль, но это не произведет на Гитлера должного впечатления.
На следующий день Ганфштенгль навестит англичанина и с серьезным видом сообщит, что встреча не состоится. «Так Гитлер упустил единственный представлявшийся ему случай встретиться со мной», — прокомментирует Черчилль это решение
[1989].
Но и это еще не все. Впоследствии, когда Гитлер был уже на «вершине своего могущества», он направил Черчиллю несколько приглашений. Посредником на этот раз выступал немецкий посол в Великобритании, а затем глава внешнеполитического ведомства Иоахим фон Риббентроп. Сам Черчилль несколько раз встречался на публичных мероприятиях с Риббентропом. Однажды он пригласил британского политика к себе в посольство для личной встречи. Их беседа продолжалась больше двух часов. Посол был «чрезвычайно учтив», и в ходе обсуждений собеседники «прошлись по всей европейской арене, обсуждая вопросы военного и политического характера». Риббентроп познакомил гостя с планами Гитлера и просил, чтобы «Англия предоставила Германии свободу рук на востоке Европы». Для наглядности он несколько раз подбегал к огромной карте, иллюстрируя свои предложения. Черчилль ответил, что, хотя он и питает неприязнь к коммунизму, «Великобритания никогда не утратила бы интереса к судьбам континента настолько, чтобы позволить Германии установить свое господство над Центральной и Восточной Европой».
Двое мужчин стояли перед картой. Когда Черчилль закончил свою мысль, Риббентроп резко отвернулся от карты и произнес:
— В таком случае война неизбежна. Иного выхода нет. Фюрер на это решился. Ничто его не остановит, и ничто не остановит нас.
Заключительная часть беседы прошла уже в спокойной обстановке, когда политики удобно расположились в креслах. Черчилль сообщил германскому послу, что «если вы ввергнете всех нас в новую великую войну, Англия сплотит весь мир против вас так же, как это было в прошлый раз». Риббентроп парировал, что на этот раз «Англии не удастся сплотить весь мир против Германии». После этого разговор был переведен на «более безобидные темы»
[1990].
Что касается встреч с Гитлером во второй половине 1930-х годов, то может возникнуть вопрос: а почему бы и нет? Ведь двадцать лет назад Черчилль посещал маневры немецкой армии, во время которых имел беседы с кайзером. Но это было лишь внешнее сходство. На самом деле, хотя геополитический противник был тот же, ситуация отличалась существенно. «Я охотно встретился бы с Гитлером, если бы был уполномочен на то Англией. Но, отправившись туда как частное лицо, я поставил бы себя и свою страну в невыгодное положение, — объясняет Черчилль. — Если бы я согласился с пригласившим меня в гости диктатором, я ввел бы его в заблуждение. Если бы я не согласился с ним, он был бы оскорблен, и меня обвинили бы в том, что я испортил отношения между Англией и Германией. Поэтому я отклонил или, скорее, оставил без внимания его приглашения»
[1991].
В июле 1938 года Черчилль встретился с гаулейтером Данцига Альбертом Фоерштером (1902–1953), который был руководителем местного отделения НСДАП и выступал за воссоединение Данцига с Германией. «Не могу сказать, что Фоерштер произвел на меня плохое впечатление», — сообщал Черчилль главе внешнеполитического ведомства лорду Галифаксу
[1992]. Фоерштер предложил Черчиллю встретиться с фюрером. Как и Риббентроп, гаулейтер получил дипломатичный, но при этом вполне твердый негативный ответ. Британский политик объяснил, что будет «трудно провести полезную беседу между всевластным диктатором и частным лицом»
[1993].
В определенной степени Черчиллю повезло, что его встреча с руководителем Третьего рейха так и не состоялась. Особенно это справедливо для 1932 года, когда все договоренности были достигнуты и лишь отказ фюрера воспрепятствовал персональной беседе двух самых ярких антиподов XX века. Возникает ощущение, что судьба словно оберегала Черчилля от этой встречи, которая, если бы она состоялась, не прибавила бы ему популярности в 1939–1940 годах.
Возможно, британский политик так и остался бы чистым в этом отношении перед историей, если бы не его непоседливость и стремление оказываться в сложных ситуациях. Не зря он говорил: «Если ничего не происходит, я провоцирую события»
[1994]. На этот раз провоцировать события не пришлось, они сами спровоцировали Черчилля. В мае 1935 года главный редактор The Strand Magazine Ривз Шоу предложил ему написать статью про фюрера. Статья должна была называться «Правда об Адольфе Гитлере». Объем опуса должен был составить четыре тысячи слов, а публикация была запланирована на сентябрь. За услуги по написанию статьи Шоу предложил вполне стандартный гонорар в сто пятьдесят фунтов
[1995].
Предложение Шоу имело свои подводные камни. Слишком неоднозначной фигурой на тот момент был Гитлер, чтобы высказываться о нем публично. Кроме того, многое зависело от того, какого мнения будет придерживаться Черчилль. Если бы он выступил с критикой, то вызвал бы недовольство в Форин-офис, руководство которого отрицательно относилось к подобным декларациям против лидера другого государства. Хвалить же фюрера означало вступить в противоречие с собственными взглядами, а также понести значительные репутационные издержки в будущем. Другими словами, что ни напиши по этой теме, все равно попадешь под огонь критики — либо сегодня, либо завтра. И неизвестно, что хуже.
