Если говорить о том, какие конкретно изменения претерпело эссе по сравнению с первоначальной версией 1935 года, то самой значительной коррекции подверглась концовка статьи. Из сборника были убраны последние шесть абзацев, содержащие упоминания о «ночи длинных ножей», а также о роли немецкого народа, молчаливо одобрившего произошедшие бесчинства. Более тонкие правки коснулись начала текста. Ниже приведен фрагмент этого эссе, как он выглядел в журнале. Текст, который был изъят в 1937 году, выделен курсивом:
Невозможно сформировать справедливое суждение о публичной фигуре, которая приобрела такие чудовищные размеры, как Адольф Гитлер, до того как перед нами развернется вся его жизнь. Хотя никакие последующие политические успехи не могут служить оправданием ошибок или искупить кровопролитие, в истории полно примеров, когда люди приходили к власти, используя жесткие и даже страшные методы; однако, когда их жизнь предстала целиком, их сочли великими, обогатившими историю. Так может случиться и с Гитлером.
Такое окончательное суждение недоступно сегодня. Мы не можем сказать, станет ли Гитлер человеком, развязавшим против мира еще одну войну, в которой цивилизация понесет невозвратные потери, или он войдет в историю как человек, восстановивший честь и спокойствие духа великого немецкого народа. <.. >
Эту загадку будущего решит только история, считать Гитлера монстром или героем. Только история сможет определить — войдет ли он в Валгаллу вместе с Периклом, Октавианом Августом и Вашингтоном или окажется в аду человеческого презрения вместе с Аттилой и Тамерланом. Мы можем только сказать, что обе возможности в настоящий момент вероятны
[2017].
Остальные изменения носили незначительный характер. Анализ проведенной Черчиллем редакции не позволяет утверждать, что он изменил или попытался скрыть свое мнение. Смягчить — да, но лишь для того, чтобы более дипломатично донести свое предупреждение до остального мира. Мир этого, правда, не оценит. Ни изначальная статья, ни ее отредактированный вариант, не смогут защитить британского политика от хулы. Впоследствии в его адрес не раз будут звучать обвинения в заигрывании с лидерами нацистов в 1930-е годы, когда его карьера находилась в стадии упадка, будто своим благожелательным обращением в адрес Гитлера и его сторонников он рассчитывал вернуть доверие руководителей в собственной стране.
Подобные наветы строятся в основном на следующем высказывании, которое ошибочно относят к статье про Гитлера: «Можно ненавидеть созданную Гитлером систему, но при этом восхищаться его патриотичными достижениями. Если бы наша страна была повержена, я надеюсь, мы нашли бы такого же несокрушимого бойца для восстановления нашего мужества и возвращения нас на пьедестал среди других государств».
Эти слова действительно принадлежат Черчиллю. Но фрагмент взят не из эссе о Гитлере, а из статьи «Дружба с Германией», которая была опубликована в Evening Standard в номере от 17 сентября 1937 года. Впоследствии Черчилль включит эту статью в один из своих сборников. Несмотря на название, а также ряд благожелательных высказываний в адрес немецкого народа, этот опус не принес популярности автору ни среди сторонников нацизма, ни его противников
[2018].
В остальном Черчилль признавал в своей статье огромную роль, которую Гитлер сыграл в преображении своей страны с «возвращением Германии на самые мощные позиции в Европе», а также изменением ситуации настолько, что «побежденные постепенно стали победителями, а победители — побежденными». Если и дальше так будет продолжаться, то фюрер «сможет дожить до того дня, когда все, что останется от Европы, падет ниц перед немцами»
[2019].
Каким образом стала возможна подобная трансформация? Черчилль считал, что глава Третьего рейха смог воздействовать на дух своего народа. Он сумел убедить немцев вновь поверить в себя. Правда, не без побочных эффектов. Гитлер «изгнал беса отчаяния из сознания немцев и заменил его не менее зловещим бесом мести», — указывал Черчилль на реваншистский угар от влияния фюрера. Ключевую же ось, вокруг которой вращались все предложения Гитлера, составляло перевооружение. Именно перевооружение, как считал автор, позволило руководству Германии убить одним выстрелом сразу двух зайцев: возродить боеспособность страны и устранить безработицу
[2020].
Как относился британский политик к произошедшим на другом берегу Северного моря переменам? С опаской, но не без признания самого факта достижений (хотя и с оговорками, как будет показано дальше): «Нельзя не читать историю этой борьбы без восхищения перед смелостью, настойчивостью и жизненной силой, которые позволили Гитлеру бросить дерзновенный вызов и примирить с собой все инстанции власти и преодолеть все препоны, любое сопротивление на своем пути»
[2021].
Если говорить об оценке деятельности нового покорителя Германии, то хотя Черчилль и отказывался делать окончательные выводы, считая, что для них просто еще не пришло время, тем не менее он не исключал, что Гитлеру удастся восстановить престиж Германии и вернуть ее в «первые ряды европейской семьи»
[2022]. Но это предположение было высказано в 1935 году, до того как Германия под руководством фюрера совершила первый немотивированный акт международный агрессии, введя войска в демилитаризованную Рейнскую область.
Нужно отдать должное проницательности Черчилля, который, хотя и не был готов (или не хотел, по крайне мере, публично) произносить окончательных суждений в 1935 году, он больше склонялся к мысли, что Гитлеру не суждено попасть в Валгаллу. «И пока история не закончена, пока ее роковые главы только готовятся к выходу, мы вынуждены исходить из темной стороны дел и мировоззрения Гитлера, но при этом никогда не терять надежду на более светлую альтернативу», — писал он. Но насколько обоснованна подобная надежда? Привыкший проводить исторические изыскания, ища ответ на волнующие вопросы будущего в минувшем, Черчилль предлагал и на этот раз «обратиться к прошлому», «по которому пока только и можно составить свое суждение» о лидере Третьего рейха. И этот анализ не мог не вызывать «беспокойства». «Триумфальная до сего дня карьера Гитлера двигается вперед не только на волне страстной любви к Германии, но и потоками ненависти столь сильной, что она иссушила души, погрузившиеся в нее», — пророчески констатировал Черчилль
[2023].
