Про всех сказать трудно, но сам Черчилль действительно сохранит память об этом событии. Спустя почти четверть века он направит своему другу-королю письмо, в котором напомнит о торжествах в замке Карнарвон. Инвеститура оставила у него «радостные и веселые воспоминания»
[2093]. Вспомнит Черчилль об этом дне в одном из своих выступлений в палате общин, а также упомянет в своих мемуарах «Вторая мировая война»
[2094].
После инвеституры Черчилль старался по мере возможностей поддерживать отношения с Эдуардом. В сентябре 1913 года он (на тот момент глава Адмиралтейства) имел длительную беседу с девятнадцатилетним принцем. Несмотря на молодой возраст собеседника, Черчилль решил обсудить проблемы своего ведомства и даже разобрал с ним всю официальную корреспонденцию. «Он такой милый, мы стали почти друзьями, — писал политик супруге из Балморала. — Родители немного беспокоятся за него. Он ведет излишне спартанский образ жизни — встает в шесть утра, почти ничего не ест. Ему нужно влюбиться в какую-нибудь миленькую кошечку, которая отучит его быть столь рьяным»
[2095].
Весьма интересное замечание. Во-первых, потому что оно прозвучало из уст Черчилля, в жизни которого «миленькие кошечки» играли скромную роль. Во-вторых, упоминая об отношениях с женским полом, политик затронул тему, которая спустя двадцать с лишним лет станет основной причиной великосветского скандала. И ведь найди себе тогда Эдуард подругу сердца, возможно, никакого скандала и не было бы.
Чем импонировал сын короля британскому политику? Разумеется, свою роль сыграл статус. Потомок герцога Мальборо очень трепетно относился к монархии, и соответственно, это отношение не могло не распространиться на общение с наследником престола. Но дело не только в социальном положении. Черчиллю нравилась личность «замечательного, талантливого, очаровательного и добросердечного»
[2096]принца. Он ценил в нем независимость суждений, проницательность, мужество, честь и внутреннюю сдержанность, которые за много лет на виду позволили ему избежать ошибок и критики
[2097].
После кончины Георга V Черчилль направил от своего имени — «преданного слуги Его Величества» — письмо, в котором предложил наследнику короны «верную службу и сердечные пожелания, чтобы правление было благословлено миром и подлинной славой». Он также пожелал, чтобы в историю Эдуард «вошел бы как самый храбрый и наиболее любимый суверен из всех, кто носил корону этого острова»
[2098]. «Верная служба», помимо политической деятельности нашего героя, направленной на усиление боеспособности британской армии и обороноспособности страны в целом, выражалась также в написании королевских речей. В его архиве сохранилось несколько благодарственных писем от монарха, в которых Эдуард выражает признательность «дорогому Уинстону» за «восхитительные» тексты выступлений
[2099].
Теперь, в декабре 1936 года, Эдуард планировал обратиться к своему другу за советом. Черчилль был не из тех, кто любил собирать сплетни, особенно если они касались взаимоотношений между полами. Но, тем не менее, об отношениях короля с замужней женщиной он знал даже тогда, когда большинство, включая тех, кто находился достаточно высоко на ступеньках социальной иерархии, пребывали в неведении. Черчилль считал, что миссис Симпсон хорошо влияет на своего возлюбленного и необходима ему «не меньше, чем воздух, которым он дышит». По мнению политика, она внесла в жизнь короля душевную гармонию и полноту наслаждения, которые способны дать только личное счастье
[2100].
В июле 1936 года король направил к Черчиллю доверенное лицо — Вальтера Тёрнера Монктона (1891–1965). Политик принял Монктона в своем лондонском доме: номер 11, Морпет-мэншнс. Монктон сообщил, что миссис Симпсон желает развестись. Ее супруг не возражает, поскольку сам живет уже некоторое время с другой женщиной. Король, у которого сильны «собственнические желания», но который при этом не «рассматривает возможность вступления в брак с миссис Симпсон», также поддерживает решение о разводе. Теперь через своего эмиссара, мистера Монктона, он хотел бы узнать, что по этому поводу думает Уинстон Черчилль.
Черчилль хорошо знал британскую историю, в том числе и ту ее часть, которая касалась королевской семьи. Кроме того, он много повидал на своем веку. Развод миссис Симпсон он считал «крайне опасным событием». Если это произойдет, тогда никто никому не сможет запретить рассматривать случившееся, как «расторжение брака невинного человека, вынужденного пойти на этот шаг из-за интимной связи своей супруги с королем». «Я самым категоричным образом настаиваю, — сказал Черчилль, — что необходимо сделать все возможное, чтобы избежать такого развития событий».
Второй вопрос, который хотел обсудить Монктон (вернее, король), был таким: что думает его друг относительно приглашения миссис Симпсон в Балморал? Черчилль и на этот раз ответил уверенно и однозначно, заявив, что считает нежелательным приглашение названной дамы в «столь официальное место». На Балморал были устремлены взгляды всей Шотландии. Кроме того, еще были живы воспоминания об отношении королевы Виктории со своим конюхом и близким другом Джоном Брауном (1826–1883).
Не трудно догадаться, что мнение Черчилля расстроило миссис Симпсон. Не удовлетворили ответы и короля. Но на то Эдуард и был августейшей особой, чтобы и реакция была соответствующей — королевской. Спустя два дня после беседы с Монктоном Черчилль оказался на одном обеде с монархом. Эдуард спросил своего подданного, виделся ли он с Монктоном. Черчилль ответил утвердительно. «О чем была беседа?» — поинтересовался король. Политик ответил одним словом: «Слухи». Позже Черчилль сказал, что Монктон на тот момент еще не передал содержание их беседы Эдуарду, но уже по реакции на слово «слухи» было понятно, какого мнения придерживается король. «Его Величество посмотрел на меня твердым взглядом, но не стал развивать тему»
[2101].
Эдуард не последовал советам. В октябре 1936 года миссис Симпсон получила так называемое свидетельство о разводе decree nisi, вступавшее в силу спустя полгода после подписания. Начиная с этого момента личная жизнь любовницы короля стала достоянием прессы. Пока, правда, только американской. Флит-стрит, не зная, как реагировать на ситуацию, хранила молчание.
