Болдуин захотел правды. Черчилль сказал правду — свою правду. Выступая 18 марта в лондонском Альберт-холле, он выделил три принципиальных момента. Во-первых, с уходом Британии из Индии на субконтиненте исчезнет все, что Британия создала: медицинские, юридические и административные службы, обслуживание железных дорог, мелиорация и борьба с голодом. Во-вторых, начнется расцвет коррупции и спекуляции, богатые станут еще богаче, бедные — еще беднее. «Ненасытные аппетиты уже проснулись, и жадные руки множества мародеров уже чешутся, чтобы растащить богатства брошенной империи, — заявил Черчилль. — Кумовство, взяточничество и коррупция станут служанками браминов»
[285]. В-третьих, политик напомнил общественности о «судьбах миллионов беспомощных индийцев», которые «удерживаются в нечеловеческом рабстве». «Передав Индию в руки браминов, мы поступим жестоко и недальновидно, — негодовал Черчилль. — Такое решение навлечет позор на всех, кто будет в нем повинен». В то время как брамины «разглагольствуют о принципах западного либерализма и представляют из себя философствующих политиков демократического толка», в действительно они «отказывают в основных правах почти шестидесяти миллионам соотечественникам, которых называют „неприкасаемыми“»
[286].
Заступившись за «неприкасаемых», Черчилль, безусловно, поступил благородно. Но как верно заметил Дж. Роуз, одно дело — бороться за обеспечение индийским правительством защиты угнетенных слоев населения, и совсем другое — отказывать этому правительству в праве на независимость
[287]. Черчилль, однако, не придавал этому логическому несоответствию большого значения. Он был восхищен и возбужден. Еще бы! Его выступления пользовались популярностью среди «твердолобых». Он сделал в партии шаг назад, чтобы в итоге оказаться впереди. Он объявил бой лидеру тори и стал не менее популярен, а в каких-то вопросах и не менее влиятелен, чем Болдуин. Его слова ждали, к его мнению прислушивались, его точки зрения боялись. Черчиллю казалось, что он победил. Но как уже упоминалось выше, для него в этом противостоянии путь к победе был заказан. И то, что он с его тридцатилетним политическим опытом этого не понимал, — удивительно и лишний раз подтверждает известную истину, что ни один вид обмана не может превзойти самообман, когда, погружаясь в мир собственных иллюзий и представлений, сил и желания оказывается недостаточно, чтобы превзойти себя и взглянуть на действительность незамутненным взором.
Беспристрастный анализ показывает, что положение Черчилля весной 1931 года не давало основания для эйфории. Его поведение не только не осталось незамеченным — оно не осталось и без ответа. Болдуин был не из тех, кто готов был безропотно сносить критику в свой адрес. Он одинаково хорошо умел обороняться и нападать. Тем более что нападать на Черчилля было относительно легко. Черчилль много говорил и много делал. И не каждое его слово, не каждый поступок были успешны. Черчиллю можно было многое припомнить. Чего только стоили отстаиваемые им военные операции, а также любовь к военному делу. Последнее частенько ставили ему в вину. И в этот раз его критики не стали проявлять оригинальность, заявив, что политика Черчилля сводится «к палке, штыку, пулемету и артиллерии».
Теперь уже Черчиллю пришлось оправдываться, заявляя, что «легко выдвигать подобные обвинения и еще легче их приветствовать, когда они повторяются, но они ложны и несправедливы». Теперь уже ему пришлось доказывать, что «на самом деле, он не является сторонником применения в Индии грубой силы» и разрешение индийского вопроса «не требует больше применения физической силы»
[288].
Он успешно защищал себя, приводя один за другим доводы в пользу своей правоты. Но был ли он услышан? Против него тоже началась война, причем война информационная. Чем более яростными были его инвективы в адрес правительства и Болдуина, тем более напряженными становились его отношения с владельцами газет. В то время как выступления его противников занимали первые полосы, тексты речей Черчилля все чаще публиковались на менее престижных местах. Кольцо информационной изоляции стало все больше сжиматься вокруг бросившего вызов системе одиночки.
Но Черчилль не отчаивался. Он никогда не складывал оружия, стараясь найти путь к победе даже перед преобладающими силами противника. Аналогично он действовал и на этот раз, занявшись поиском нового медиаресурса для распространения своих мыслей, опасений и предостережений, для привлечения к своим словам внимания как можно более широких слоев населения. Еще в конце 1929 года он предложил главе Би-би-си сто фунтов за десятиминутное обращение по индийскому вопросу. Рейт обратился за консультацией к министру по делам Индии Уэджвуду Бенну. Как и следовало ожидать, тот счел, что подобное выступление «принесет значительный вред Индии». Исполняя волю Уайтхолла, Рейт отказал в просьбе, добавив, что не собирается использовать «американские методы в британском радиовещании». Черчилль тут же парировал, что «американская модель поведения гораздо лучше британских методов лишения публичных людей допуска к аудитории, которая жаждет услышать их мнение»
[289].
Для попадания в радиоэфир Черчилль решил задействовать личные связи. В феврале 1931 года он обратился за помощью к председателю Би-би-си Джону Генри Уайтли (1866–1935). Но даже Уайтли оказался бессилен. Запрос рассматривался несколько месяцев, пока просителю не было вновь отказано
[290].
Пришлось искать новые подходы к популяризации своей точки зрения. Лишившись поддержки в газетах и бойкотируемый Би-би-си, Черчилль не мог похвастаться избытком средств, которые позволили бы ему выйти на аудиторию. И это еще оптимистичное заявление. Реально он практически полностью был лишен такой возможности. Но Черчилль не был бы Черчиллем, если бы не нашел для себя выход даже из этой тупиковой ситуации. За годы деятельности на общественной арене у него сформировался приличный арсенал рычагов воздействия на общественное мнение. Например, сборники речей. Именно с публикации в 1903 году своего первого сборника — «Армия мистера Бродрика» — он начал самопозиционирование в Вестминстере. Затем последовал сборник на не менее животрепещущую тему фритрейда — «За свободную торговлю», а также два сборника, отстаивающие либеральные реформы, — «Либерализм и социальная проблема» и «Народные права», оба были опубликованы, когда Черчилль занимал пост министра торговли. С момента выхода последнего сборника прошло больше двадцати лет. Что ж, пришло время вновь обратиться к хорошо зарекомендовавшему себя методу публичного пиара. Тем более, как он сам удачно выразился, его «выступления являются единственным оружием, которым он может вести бой в этой войне»
[291].
