Черчилль ответил Лоусону на следующий день, выразив сожаление непредумышленной накладкой. Он надеялся, что публикация военно-морской серии начнется на неделю раньше, а когда возникла задержка, не придал этому большого значения. Пользуясь случаем, Черчилль заметил, что потратил много сил на написание обсуждаемых статей, и упомянул, что заплатил приличное жалованье специалисту (имени контр-адмирала Дьюара он, разумеется, не называл), который принял деятельное участие в проверке фактов
[397].
Что касается руководства Daily Mail, то их совпадение нисколько не расстроило, зато немного озадачила тема публикации. Для первой статьи обсуждение политических вопросов, может быть, и неплохо, но в дальнейшем они считали нецелесообразным касаться этого предмета. Им хотелось, чтобы во второй статье Черчилль рассмотрел актуальные проблемы школьного образования, высокая стоимость которого лишала многих родителей возможности отправлять своих детей в привилегированные учебные заведения
[398]. Политику ничего не оставалось, как согласиться. Следующая статья, вышедшая 1 декабря, называлась «Назад к спартанскому образу жизни в наших привилегированных школах».
В марте 1933 года Черчилль напишет эссе «Великие борцы в проигранных битвах», которое выйдет в The Strand Magazine. По словам автора, он еще никогда не работал над одним эссе столь продолжительное время. На одну только подготовительную часть с чтением дюжины книг ушло почти четыре месяца
[399]. На примере Демосфена (384–322 до н. э.), Ганнибала (247–183 до н. э.), Марка Туллия Цицерона (106-43 до н. э.), Верцингеторига (82–46 до н. э.), Сида Кампеадора (1044-1099), Марии I Тюдор (1516–1558), Карла I (1600–1649), Георга III (1738–1820), Марии-Антуанетты (1755–1793), Клеменса фон Меттерниха (1773–1859), Наполеона (1769–1821), Роберта Эдварда Ли (1807–1870) и Эриха Людендорфа (1865–1937) Черчилль попытался объяснить «психологический феномен» популярности и притягательности исторических личностей, потерпевших поражение. В своем очерке он придерживался тезиса, высказанного им еще в первой книге, «Истории Малакандской действующей армии»: «Среди европейцев власть провоцирует антагонизм, а слабость вызывает жалость»
[400]. Спустя тридцать пять лет он развил эту мысль следующим образом: «К поражениям свойственно относиться с восхищением. Почему поражение так мужественно воспринимается в будущем, тогда как оно потерпело неудачу в прошлом? Возможно, ответ заключается в том, что человечеству ближе сентиментальность, чем достижение успеха. Большинству людей гораздо легче представить себя на месте благородно ведущего, но поверженного бойца, чем разделять триумф высокомерных и самодовольных победителей. Кроме того, успех всех одержанных побед так до сих пор и не смог избавить мир от страданий и беспорядков»
[401].
Очень необычная для Черчилля статья с очень необычными для него рассуждениями. Показательно, что, давно размышляя над этим феноменом, он решил придать законченность и публичность своим мыслям именно в 1930-е годы, когда его собственная политическая деятельность все чаще стала связываться с поражениями. Но в отличие от тех, кто сложил свою голову в борьбе, Черчилль терпел локальные неудачи и, несмотря на провальную индийскую кампанию, в целом не отчаивался, искренне надеясь, что его время еще придет. А пока в конце 1931 года он решил вновь отправиться на родину своей матери — в США.
Это было уже четвертое посещение Черчиллем Нового Света. Если первое, в 1895 году, было связано с поиском славы, то остальные три, в 1900–1901, 1929 и 1931 годах, — с популяризацией себя и своих идей, а также повышением собственного благосостояния. Хотя поездки и были в целом успешны, ожиданий политика они не оправдали. В 1900–1901 годах гонорары за лекции в США уступали выручке в британских залах, а в 1929 году трехмесячное путешествие по Северной Америке омрачил начавшийся экономический кризис. В этот раз Черчилль планировал прочитать сорок лекций, которые, по его оценкам, должны были принести ему не менее десяти тысяч фунтов. Но он и не догадывался, что его ждет на другой стороне Атлантики.
Одиннадцатого декабря на борту «Европы» британский политик прибыл в Нью-Йорк. На следующий день он выступил в Ворчестере (штат Массачусетс) с лекцией о перспективах англоязычного сотрудничества. Публика приняла его хорошо, вдохновив на дальнейшие дерзания. Тринадцатого декабря Черчилль вернулся в Нью-Йорк и начал готовиться к следующим выступлениям. На этот раз в поездке его сопровождала супруга. Они остановились в роскошном номере отеля Waldorf-Astoria и вечер провели вместе в своем номере. Поужинав, Черчилль планировал продолжить работу над текстом выступления, но дальше произошло нечто, в корне изменившее его планы.
Раздался телефонный звонок. Звонил его друг, «величайший спекулянт» (по словам Рандольфа)
[402] Бернард Барух. Он сообщил, что собрал у себя гостей, некоторых из которых Черчилль знал и с которыми хотел бы встретиться. Барух предложил подъехать к половине десятого. Взяв такси, политик направился на Пятую авеню. Уже в машине он понял, что не знает номера дома Баруха. Ему казалось, где-то в районе тысяча сотого, но до конца он не был в этом уверен. Несколько раз Черчилль гостил у Баруха и примерно представлял, как выглядит пяти-шестиэтажное здание. Когда таксист достиг домов одиннадцатой сотни, Черчилль стал внимательно всматриваться в окно, ища знакомый фасад. Но за окном мелькали лишь большие пятнадцатиэтажки. Доехав до дома с номером 1200, Черчилль попросил таксиста развернуться и еще раз медленно проехать по Пятой авеню. Наконец он увидел дом, отличавшийся по размерам от других, и попросил водителя остановиться, но это был не тот дом. Потом были осмотрены еще несколько домов, и каждый раз таксист, ехавший по стороне Центрального парка, был вынужден делать разворот, подвозя клиента к интересующему его объекту. В итоге Черчиллю надоело это катание и, увидев очередной, как ему показалось, похожий дом, он попросил остановиться и, чтобы не терять время, решил сам быстро перейти дорогу.
Было уже темно, на часах минуло половина десятого. Черчилль торопился. Он бросил взгляд налево и, увидев, что до движущегося автомобиля далеко, метров двести, устремился к противоположному тротуару. Перебегая дорогу, он все же следил глазами за машиной слева, как вдруг, неожиданно, справа раздался резкий звук. Повернув голову, он увидел несущийся на него автомобиль. У Черчилля мелькнуло в голове: «Меня сейчас собьют, а возможно — убьют!» В этот момент последовал удар…
