— И все-таки, — не унимался британец, — разве время от времени вы не испытываете затруднений?
— Разумеется, испытываем, — признался собеседник. — Многие не хотят исполнять свой гражданский долг.
— И что вы делаете с такими недобросовестными людьми? Вы подвергаете их остракизму, не приглашаете к себе в дома? Вы выгоняете их из клубов? Или вы бойкотируете их бизнес?
— Возможно, есть города и штаты, где подобное практикуется, — прозвучал уклончивый ответ. — Как правило, мы проводим с такими людьми индивидуальные беседы, обращаясь к тем, кто может на них повлиять.
— И что происходит с самыми упрямыми?
— Что же, они не платят, — развел руками американец.
Черчилль заметил, что британская система ему нравится больше. В Британии никто не стучится к тебе в дверь и не просит пожертвовать в тот или иной фонд. Хочешь жертвовать, пожалуйста. Это твое личное дело, которое только приветствуется. Но главное — плати налоги. За счет налогов формируются страховые фонды для помощи тем, кто лишился работы
[442].
Черчилль не понаслышке знал, о чем говорил. В 1908–1909 годах, занимая пост министра торговли, он сам приложил руку к разработке и принятию соответствующих законодательных мер, а также распространению на территории Великобритании бирж труда. Используемая в Британии страховая система не была лишена недостатков, но позволяла справляться с насущной проблемой. Правда, только до 1929 года. Масштабный кризис и резко возросшее число безработных сделали содержание тех, кто лишился работы за счет тех, кто ее пока сохранил, неэффективным и несправедливым. Налоговые выплаты в страховые фонды были сохранены, а всех безработных разделили на две равноправные группы. Одни получали выплаты из социальных фондов, другим помогало государство. Одновременно с централизованной системой свою лепту в улучшение социально-экономической обстановки внесли муниципалитеты. Согласно Закону о бедных, принятому еще во времена правления Елизаветы I (1533–1603), обязанность заботиться о малоимущих и беспомощных прихожанах возлагалась на местные власти. Общая доля местных властей в выплатах по безработице составила примерно 15 %. А общий размер всех выплат (поступавших как из центра, так и от местных властей) достигал ста миллионов фунтов в год. Для сравнения: эта сумма была сопоставима с расходами, выделяемыми ежегодно на содержание и развитие британской армии, флота и авиации
[443].
Если говорить о второй теме, посвященной изучению политических реалий США, то она представлялась Черчиллю «деликатной» и вызвала у него настороженность. Для того чтобы статья получилась интересной, она должна носить «откровенный и критический характер», считал он. «Откровенное же и критическое» освещение подобных вопросов могло сойти с рук журналисту, но не иностранному государственному деятелю. Черчилль еще не собирался сходить с политической арены, поэтому дипломатично ответил, что лично знаком со многими представителями государственного аппарата из Вашингтона и не горит желанием «кого-нибудь из них оправдывать или осуждать».
Определенный скепсис был выражен и в отношении кулинарных вкусов американцев. Черчилль полагал, что этот вопрос также носит весьма «деликатный» характер, поскольку он часто обедал в гостях, и было бы невежливо обсуждать те блюда, которыми его потчевали хозяева
[444].
В действительности американская еда вызвала у британца недовольство. Друзьям он жаловался, что во время турне по США практически невозможно было найти нормальные блюда. Везде подавали одну лишь курицу
[445]. Также его поразило большое количество легкой пищи: фрукты, овощи, злаки. «Все это, конечно, полезно для здоровья, но я самый настоящий Бифитер», — комментировал Черчилль
[446]. В конце концов он все-таки напишет статью о вкусовых пристрастиях американцев, которая выйдет в Collier’s в августе 1933 года под названием «Страна зерна и лобстеров». Помимо указанных предпочтений, британский политик подвергнет критике «почти всеобщую, но очень опасную» привычку американцев потреблять большое количество жидкости со льдом. Куда бы знаменитый англичанин ни приходил, какое бы блюдо ни заказывал, ему везде тут же приносили воду со льдом, что вначале вызывало у него удивление, а затем — раздражение. Аналогичную практику Черчилль стал наблюдать и у себя на родине. «Этому необходимо дать категоричный отпор», — заявил он
[447]. Но англичане его не услышат, и вскоре не только отдельные привычки американцев, но и общий стиль их образа жизни завоюет Туманный Альбион, а с ним и другие европейские страны, все меньше оставляя места для самобытности.
Американская тема найдет продолжение в последующих сочинениях Черчилля. В конце апреля он напишет черновой набросок статьи, посвященной деду по материнской линии, американцу Леонарду Джерому
[448]. Среди других статей, подготовленных в этот период, интерес представляют публикации на внешнеполитические и экономические темы. К первым относится очерк «Защита в Тихом океане», опубликованный в Collier’s в декабре 1932 года. В нем Черчилль изложил свой взгляд на американо-филиппинские отношения. Наряду с Кубой и Пуэрто-Рико, Филиппины попали в сферу интересов США в конце XIX века. До этого на протяжении трех столетий указанные страны были испанскими колониями. В 1898 году США поддержали их притязания на независимость, вступив в военный конфликт с Испанией и выиграв войну.
Несмотря на одержанную победу, Вашингтон не спешил исполнять свои обещания. Независимость Кубы была скорее формальной, а Пуэрто-Рико, Филиппины и небольшой остров Гуам стали владениями США. Выкупив Филиппины у Испании за двадцать миллионов долларов, Америка решила использовать приобретенные территории в качестве стратегически важного форпоста в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Негодование филиппинцев, которые вместо долгожданной свободы получили нового хозяина, на следующий год переросло в новую войну. Итог был очевиден, но для обуздания свободолюбивого нрава филиппинцев США пришлось потратить шестьсот миллионов долларов.
Обо всем этом, как и о создании на территории Филиппин военных баз, Черчилль в своей статье не говорит ни слова. Зато он рисует идиллическую картину улучшения уровня жизни филиппинцев, роста рождаемости, открытия множества школ и больниц, развития по всей стране ирригационной системы, снабжения населенных пунктов питьевой водой, строительства 6,5 тысячи километров дорог
[449].
