Работа над книгой также предполагала заочное общение, через письма. Объем корреспонденции был весьма внушителен. За один только 1933 год политик получил четыреста двадцать писем, включая шестьдесят два письма от Мориса Эшли, шестнадцать — от Кейта Фейлинга, тридцать — от Ридли Пэкенхэм-Уэлша, пятнадцать — от профессора Джорджа Маколея Тревельяна, сто пятьдесят четыре — от Чарльза Вуда и двенадцать от Джорджа Харрапа. В ответ политик отправит триста восемь посланий, включая восемьдесят — Эшли, пятьдесят одно — Вуду, семнадцать — Пэкенхэм-Уэлшу, двенадцать — Фейлингу, четырнадцать — Харрапу и восемь — Тревельяну. Итого, семьсот двадцать восемь писем! И это только за один 1933 год!
[795]
Сам Черчилль называл созданную им систему подготовки произведений — «моя фабрика»
[796]. Рой Дженкинс не соглашается с подобной метафорой, приводя простой аргумент: ни статьи, ни книги британского политика нельзя считать «фабричным изделием»
[797]. На каждой из них лежит печать индивидуальности, все они являются результатом творчества неординарной личности, вкладывающей в работу всю свою душу, опыт и миропонимание. А что до помощников, то здесь уместно вспомнить слова графа Арчибальда Розбери, отметившего однажды, что умение использовать интеллектуальную силу других является одним из самых «изысканных качеств, в своем роде искусством, успешно овладеть которым способны немногие»
[798]. Хотя и в этом Черчилль превзошел даже упомянутых «немногих». По мнению Джона Лукача, его команда отличалась от той, к которым обычно обращаются профессора учебных заведений либо доктора научных институтов. Его метод работы больше походил на работу великих мастеров — да Винчи, Рубенса, Рембрандта, которые «частенько опирались на группу восторженных живописцев-учеников для заполнения той или иной детали без искажения гениальности их большого замысла и их искусства»
[799]. Проанализировав солидный перечень сохранившихся черновиков, профессор Питер Кларк назовет нашего героя «профессиональным писателем, но не профессиональным историком»
[800]. И это всегда необходимо учитывать, когда читаешь исторические фолианты Черчилля.
Описав команду и метод, перейдем к рассмотрению процесса работы над книгой.
Вскоре после первой встречи с Эшли Черчилль попросил помощника составить перечень книг, которые необходимо изучить в первую очередь. Историку не составило труда справиться с этой задачей, и через несколько дней библиографический список лежал у Черчилля на столе. Он отметил те книги, которые у него были, а остальные попросил приобрести в магазинах Джеймса Бэйна, сети, ведущей свою деятельность с 1816 года. В свое время патронами этой книготорговой фирмы были премьер-министры Роберт Пил (1788–1950), Бенджамин Дизраэли (1804–1881) и граф Арчибальд Розбери. Черчилль попросил оценить стоимость книг. Те из них, которые в связи с их редкостью стоили дорого, он предлагал изучить в библиотеке Британского музея
[801].
Одновременно с определением перечня литературы началась работа в Бленхеймском дворце. Как Черчилль и обещал, он представил Эшли своему кузену, который не произвел впечатления на молодого человека. Если навеянные XX веком изменения кого-то и коснулись, то 9-й герцог Мальборо был не из их числа, казалось, он продолжал жить в Викторианской эпохе. Он отличался снобизмом, элитарностью, неуважением к менее родовитым согражданам. Он мог с одинаковой надменностью отнестись и к молодому историку из Оксфорда, помогающему воссоздать благоприятный образ его предка, и к стоящему гораздо выше по социальной лестнице министру финансов Ллойд Джорджу, тоже простолюдину, да еще к тому же либералу, автору «народного бюджета». Однажды, когда супруга Черчилля решит написать послание Уэльскому колдуну, она будет грубо одернута Санни: «Пожалуйста, Клемми, не пиши этому ужасному маленькому человеку на бумаге с гербом Бленхеймского дворца». Клементина отреагировала соответствующе — попросила слуг собрать вещи и покинула дворец
[802].
Черчилль обещал Эшли обеспечить спокойную работу в комнате, где хранятся документы. Однако на деле все получилось иначе. Герцог опасался, что из архива что-нибудь пропадет, поэтому допуск к документам осуществлялся только в присутствии специально выделенного человека. Все документы переписывались вручную. Фотосъемка исключалась, чтобы не повредить бесценные свидетельства. Архив и в самом деле был уникальный. За все годы хранения к нему имели доступ лишь два историка. Один — автор «Мемуаров Джона, герцога Мальборо» Уильям Кокс (1748–1828), второй — Стюарт Джонсон Рейд (1848–1927), систематизировавший переписку 1-го герцога Мальборо с супругой и опубликовавший перед самым началом Первой мировой войны на основе собранных документов соответствующую книгу
[803]. Другим ученым доступ в архив был заказан. Даже профессора Джорджа Маколея Тревельяна, написавшего подробный трехтомный труд о правлении королевы Анны, и того не впустили в святую святых Бленхеймского дворца. Так что для Уинстона Черчилля и его помощника было сделано исключение.
Одной из самых приятных находок стала переписка между супругами Мальборо, приходящаяся на период с 1675 по 1677 год: двадцать девять оригинальных посланий полководца и копии восьми писем Сары. Остальные были уничтожены еще при жизни герцога по просьбе его супруги. Известно, что впоследствии Сара перечитывала оставшиеся письма и дала своему секретарю Грэйс Ридли указание сжечь всё «без прочтения» после своей кончины. Последний раз герцогиня держала в руках связку любовных посланий за год до смерти. Тогда же она сделала следующую приписку: «Прочитала в 1743 году, захотела их сжечь, но не смогла это сделать»
[804].
Опора на уникальные первоисточники отличает все крупные работы Черчилля, являясь одним из его ноу-хау. Он активно использовал закрытый для общественности архив отца в работе над «Лордом Рандольфом», а также секретную и конфиденциальную корреспонденцию времен войны в «Мировом кризисе». Аналогичной практики он будет придерживаться и в подготовке «Второй мировой войны», содержащей документы, с которых гриф секретности сняли бы только спустя несколько десятилетий.
