В новом сочинении тема жестокости современной «добропорядочной эпохи» получит новое развитие путем сравнения с более «варварскими временами». Раньше полководцы противоборствующих сторон относились к противнику с уважением: после яростной битвы обе стороны, а «особенно победители», «спасали раненых, вместо того чтобы оставить их, обрекая на мучительную агонию». Если в прошлом еще были какие-то нормы допустимого и запрещенного, то в XX веке «человечество признало их нелогичными, заклеймив старомодными предрассудками»
[816]. Упоминая поведение своего предка, Черчилль добавляет: «В нашу просвещенную и богатую научными достижениями эпоху, возможно, во многих великих странах сочли бы, что если бы он вел себя более безжалостно, то добился бы большего успеха»
[817].
Получив предварительный план биографии и приступив к составлению плана-проспекта намеченных глав, Эшли задался вопросом, насколько глубоко Черчилль собирался погрузиться в первоисточники. Если речь идет о глубоком погружении с тщательной проверкой и перепроверкой, то, по оценкам историка, работа займет не менее десяти лет. Учитывая, что его привлекли всего на два года, он предлагал извлекать архивный материал в объеме, достаточном для написания «небольшой и пользующей популярностью» у широкой читательской аудитории книги
[818].
Черчилль планировал выделить на работу два-три года, добавляя при этом, что «не хочет торопиться»
[819]. Но и выпускать «небольшую», развлекательного характера биографию он тоже не собирался. Эшли еще не знал, что имеет дело с человеком, в котором удивительным образом уживались одновременно и широта взглядов и любовь к деталям. «Если что-то привлекало его внимание, он изучал этот вопрос максимально подробным образом», — отмечал Вальтер Грабнер
[820].
Подобного рода обсуждения, с определением степени погружения в материал, с уточнением правил эпохи, с согласованием перечня необходимой литературы, были продиктованы не только стандартными проблемами, с которыми сталкивается каждый автор, приступающий к исследованию жизни той или иной исторической личности. Сам объект исследования был неординарный, что требовало дополнительных уточнений. Первый герцог Мальборо не только достиг огромных успехов на военном, политическом и дипломатическом поприще. Он был довольно сложным историческим персонажем, портрет которого состоял, в том числе, и из темных тонов. Современникам он был известен не только благодаря своим добродетелям, но и порокам, среди которых первое место делили прелюбодеяние и сребролюбие.
Сам Черчилль считал, что он, как автор, должен сохранять объективность, не утаивая недостатки своего героя. В эссе про Клемансо он писал: «Муза Истории не должна бояться запачкать руки. Она должна все видеть, ко всему прикоснуться и, если возможно, ко всему принюхаться. Ей не следует бояться, что некие интимные подробности лишат ее романтики и героического благородства. Занесенные в ее анналы пустяки могут — и должны — смести следы маленьких людей. Но они не могут оказать продолжительного влияния на тех, кто с честью удержал передовые позиции во время тяжелой бури»
[821]. Аналогичной точки зрения он придерживался и в отношении своего предка. «Демонстрация малейших деталей жизни Наполеона или прожектора, освещающие характер Фридриха Великого, нисколько не принизили их величие, — заявлял он. — И после того, как прошло больше двух столетий, нет никаких оснований скрывать от общественности интимные факты из жизни великого человека»
[822]. В конце концов, «мы ищем правды, а не триумфа»
[823].
Все это прекрасно, но в случае с «герцогом Джоном» речь шла не только об «интимных подробностях» и «пустяках». Историки предъявляли полководцу и более серьезные обвинения.
В 1688 году Мальборо, к тому времени генерал-лейтенант и главнокомандующий армией короля Якова II (1633–1701) получил информацию о скорой высадке на берега Туманного Альбиона голландского статхаудера Виллема ван Оранье-Нассау (1650–1702). Фактически речь шла об угрозе государственного переворота со свержением католического короля Англии и Шотландии для последующей передачи престола монарху-протестанту.
Якова II и Мальборо связывали крепкие узы взаимного уважения и дружбы. Еще в свою бытность герцогом Йоркским будущий король неоднократно помогал Джону Черчиллю, и тот не оставался в долгу. В 1685 году, после скоропостижной кончины короля Карла II (1630–1685) Мальборо был одним из первых, кто предупредил нового монарха о попытке посадить на престол незаконнорожденного сына усопшего Джеймса Скотта, 1-го герцога Монмута (1649–1685). В немалой степени именно благодаря этому своевременному сообщению восстание было подавлено. Монмут был обезглавлен на Тау-эрском холме, а находчивый капитан еще больше приблизился к Короне, которая щедро заплатила ему за бдительность.
Теперь, спустя три года, узнав об очередной готовящейся узурпации власти, Мальборо вновь пришлось выбирать. Только на этот раз выбор оказался труднее. С одной стороны, он понимал, что будущее за протестантами. С другой — Яков II слишком многое для него сделал, чтобы его можно было предать. Выбирая между прошлым и будущим, он остановился на последнем. Так же как и три года назад, он действовал быстро и решительно: сначала выразил свою поддержку лидеру протестантов на военном совете, затем повторил то же самое перед армией. Во многом благодаря Мальборо Славная революция прошла без кровопролития. Новыми монархами стали статхаудер Вильгельм III Оранский и его супруга (дочь Якова II) Мария II (1662–1694). Что же до свергнутого короля, то герцог не просто предал своего благодетеля. Он написал ему письмо, в котором попытался объяснить причины своего поведения, в основном сводившееся к тому, что он действовал на благо страны и счел нужным принести личные интересы в угоду общественной необходимости. Послание было подписано: «Самый обязательный и послушный придворный и слуга Его Величества».
Такова история. Но историю, как известно, пишут победители — либо те, кто относит себя к ним. В середине XIX столетия к таким победителям относили себя виги, получившее свое имя от шотландских пуритан (whigamore, букв, «погонщики коров»). Своими главными противниками они считали тори (от ирл. toraighe — букв, «преследуемый человек»). По мнению вигов, ставших родоначальниками Либеральной партии, именно им Англия была обязана промышленным подъемом и превращением в сильную державу.
