В эти минуты, хоть и с запозданием, пришли на помощь разведчики лейтенанта Карпухина. Они открыли беглую стрельбу из карабинов и свалили на песок унтер-офицера. Лубенцов выпустил ещё два снаряда, и тоже взялся за карабин. Японское отделение отступило, на песке остались двое убитых.
Бой шёл по всей линии окопов. Сержант навёл пушку на атакующую цепь, успел выстрелить. И тут же услышал вой пролетающего снаряда. Японцы, подтянув на гусеничных тягачах две пушки, открыли сильный огонь по батарее капитана Грача и одинокому орудию на склоне. Старые пушки с массивными стволами посылали по десятку снарядов в минуту.
Взрыв подбросил лёгкую «полковушку», смял откатник, щит и оторвал колесо. Пушка уткнулась стволом в песок, а Илья Лубенцов, теряя сознание, смотрел на правую руку, перебитую ниже локтя. Он шевельнул губами, пытаясь позвать на помощь, но в глазах темнело, а боль уступала место вялому безразличию.
Временами он приходил в себя, когда снова возвращалась жгучая пульсирующая боль. Лейтенант Карпухин и двое санитаров накладывали шину на сломанную кость, перевязывали рану. Потом его куда-то тащили на плащ-палатке, а глаза слепило огромное солнце.
– Я не умру? – прошептал Илья.
Санитар его услышал и бодро отозвался:
– С чего тебе умирать? Перевязали, шину наложили. Через час к докторам доставим.
– Обманываешь, – бормотал сержант. – Если что, документы и адрес матери в кармане…
И снова терял сознание.
* * *
Батарея капитана Грача вела бой весь день. Три лёгкие «полковушки» посылали осколочные снаряды и шрапнель в наступающую японскую пехоту. Вели артиллерийскую дуэль с 75-миллиметровыми пушками, поддерживали контратаки нашей пехоты.
В тот жаркий день, 29 мая 1939 года, японцы словно проверяли части Красной Армии на прочность, пытаясь захватить переправу и плацдарм на берегу Халхин-Гола. Если наши наземные войска действовали активно, хотя и не согласованно, то в небе хозяйничала японская авиация.
Чёрным для советских лётчиков стал предыдущий день – 28 мая. С нашей стороны действовали в основном истребители-бипланы И-15 бис, значительно уступавшие в скорости своему основному противнику, японскому истребителю Ki-27 «Накадзима». И-15 бис развивал максимальную скорость 380 километров в час. «Накадзима», более совершенный моноплан, летал быстрее.
Кроме того, наши лётчики не так хорошо ориентировались в местности по сравнению с японскими пилотами. В результате этих факторов, а также из-за просчётов командования за два дня были сбиты семнадцать советских истребителей.
Неподалёку от батареи капитана Грача рухнул подбитый истребитель с красными звёздами на крыльях. Подбежавшие артиллеристы остановились перед горящими обломками. Как солома, полыхали деревянные и фанерные обломки, обтянутые перкалем. Тяжёлый мотор отвалился, его тоже лизали языки маслянистого пламени.
Кто-то из бойцов, не видевший вблизи самолёта, простодушно заметил:
– Да он деревянный…
В этот момент начали детонировать пулемётные патроны, красноармейцы шарахнулись прочь от летевших во все стороны пуль. Обгоревшее тело лётчика сумели извлечь позже, когда прогорели и остыли обломки.
Старшина батареи Захар Снитко вместе с помощниками принёс в термосах кашу с мясом, хлеб и воду. Некоторые бойцы от еды отказывались и жадно пили воду.
– Чего не едите? – бурчал старшина. – Каша рисовая с бараниной. Дома пустую щербу хлебали, а здесь мяса сколько влезет.
Сержант, командир орудия, кивнул на тела погибших артиллеристов, лежавшие на солнце под корявыми полусухими деревьями, не дающими тени. Снаряды и мины не щадили людей. У кого-то перебило руки-ноги, у других головы были замотаны засохшими от крови бинтами или нательными рубашками. Двоих артиллеристов разорвало прямыми попаданиями. Их плотно увязали в шинельные тючки, над останками роились мухи.
– Вот такая она война, – сворачивая самокрутку, угрюмо проговорил сержант. – Не лезет твоя каша в глотку. Чего махорки мало принёс?
– И так, словно верблюды, навьючились, – огрызнулся Захар Снитко. – Под огнём к вам пробирались, а тута всякие претензии высказывают. Махорки им мало! Каши с мясом до отвала, какого чёрта ещё надо?
– Ты чертей не поминай, пока они на голову не свалились, – сказал сержант. – Вон, летят уже. Зарывайся в песок, пока не заметили.
На высоте километра в сторону переправы шли две тройки лёгких бомбардировщиков Ki-30 с торчавшими шасси и длинной, на половину корпуса, кабиной. В советских справочниках того времени эти самолёты характеризовались (как и большинство японских машин) скептически.
Слабое оборонительное вооружение, малая боевая нагрузка – всего 400 килограммов авиабомб. Однако лёгкие бомбардировщики обладали вполне приличной скоростью 430 километров в час и легко уходили от наших истребителей И-15 бис. Кроме того, японцы подвешивали дополнительные бомбы. Шесть самолётов шли с тяжёлым гулом перегруженных двигателей. На лёгкие пушки капитана Николая Грача внимания не обратили. Возле переправы хватало других, более важных целей.
Старшина засуетился, торопя своих помощников.
– Быстрее термосы и бидоны собирайте. У нас ещё дел полно.
На самом деле никаких важных дел у Снитко не оставалось. Батарея накормлена, без воды до темноты потерпят. Оставаться здесь дальше казалось ему опасным. Шестёрка японцев пролетела мимо, но в любой момент могут начать бомбёжку другие самолёты, а укрытий поблизости нет. У реки хоть можно спрятаться в прибрежных кустах.
– В термосах ещё ведро каши и мяса осталось, – растерянно заметил один из помощников. – Куда их девать?
– Давай-давай собирайся. Уходить надо, пока япошки не налетели.
– Спросите у комбата, что с едой делать, – настаивал второй помощник. – Чего взад-вперёд полные термосы таскать.
– Не умничай, – осадил помощника старшина. – Или хочешь, чтобы я тебя с харчами здесь оставил?
Но остаться на батарее пришлось всем троим. В это время, как назло, подвезли на двух подводах ящики со снарядами.
– Захар, помоги со своими подручными разгрузить снаряды, – остановил его капитан Грач. – Потом заберёте погибших и отвезёте их к санбату.
– Чем им санбат поможет? – занервничал старшина.
– Когда отвезёте павших товарищей, – продолжал капитан, – снова вернётесь сюда с водой. Втроём литров шестьдесят донесёте. Не меньше! Люди от жары с ног валятся, им вода нужна.
– Товарищ капитан, японцы атакуют, – закричал телефонист. – Только что разведчики доложили.
Последующий час старшина Захар Снитко запомнил надолго. Часто и звонко вели огонь короткоствольные пушки. Тяжёлые ящики со снарядами приходилось тащить метров двести. Ближе повозки подъехать не смогли.
Если у реки почва была более-менее твёрдой, то здесь, в окрестностях обширных высот и сопки Безымянная, кругом был песок. Чаще сыпучий, в котором вязли ноги и колёса повозок. Местами песок покрывала стелющаяся жёсткая трава, цеплявшаяся, как плети, за сапоги. Подъехать к батарее мешали бесчисленные барханы, ямы в песке, которые выдувал ветер. Всё это затрудняло и подход, да ещё с грузом на плечах.
