Мало кто в России слышал до 1939 года о существовании Халхин-Гола. Затем услышали и узнали. Судьбы многих близких людей: сыновей, мужей, братьев, служивших в Красной Армии, оказались тесно переплетёнными с монгольской землёй и петлявшей среди степи быстрой рекой.
Глава 5. Гора Баин-Цаган. Танковая атака
Гора Баин-Цаган на западном берегу реки Халхин-Гол не просто сопка, а ключевая высота. Она велика, её часто называют плоскогорьем, и она, словно остров в степи, тянется на десяток километров с севера на восток. Здесь, среди холмов, низин и майханов (песчаных ям), может укрыться целая дивизия и успешно обороняться, расстреливая с возвышенности наступающего врага.
Высота была расположена на «нашем» берегу, в тылу советско-монгольских войск. С неё просматривалась местность на десятки вёрст. Пологая со стороны степи, она круто обрывалась над рекой Халхин-Гол. Расстояние до границы с Маньчжоу-Го составляло 40 километров.
Трудно понять, почему оборона этой важной высоты была организована слабо. В исторических документах говорится лишь о сопротивлении 10-го монгольского кавалерийского полка. Впрочем, в той забытой войне многое непонятно.
А теперь факты.
В ночь со 2 на 3 июля ударная группа японских войск под командованием генерал-майора Кобаяси переправилась через Халхин-Гол. Им противостояли несколько спешенных монгольских эскадронов. Вчерашние араты (скотоводы, пастухи) не ждали от японцев ничего хорошего для себя и своих семей. Они знали, как жестоко и бесцеремонно ведут себя императорские солдаты в Китае. Показали они себя и в Монголии, нападая на пограничные заставы и стойбища пастухов.
Глубоко привитая вера в своё расовое превосходство оправдывала насилие и грабёж. Разбегайтесь все, когда идёт императорская армия!
Монгольские эскадроны оказали стойкое сопротивление. Араты – меткие стрелки – вели огонь из карабинов, имели небольшое количество лёгких пулемётов. Силы были неравные. Японцы пустили в ход артиллерию и миномёты. Оставшиеся в живых монгольские солдаты отступили. Напомню, что всё это происходило в конце ночи и на рассвете. К семи часам утра 3 июля плоскогорье Баин-Цаган было захвачено. Срочно подтягивались новые японские части, рыли траншеи и возводили укрепления.
Советско-монгольские войска на восточном берегу Халхин-Гола в составе полутора тысяч красноармейцев и трёх с половиной тысяч монгольских кавалеристов оказались отрезанными от основных сил. На них обрушились два пехотных и два танковых японских полка, имевшие 130 танков. К вечеру третьего июля советско-монгольские части с боем отошли к реке. Создалась угроза их окружения.
Комкор Жуков Георгий Константинович считал главной задачей уничтожить прорвавшуюся в наш тыл группировку генерал-майора Кобаяси, нависающую над советско-монгольскими войсками. Она была как кость в горле, мешая перебрасывать на восточный берег подкрепление.
Здесь Жуков полностью показал свой характер. Нарушая все воинские уставы и вопреки мнению командарма Штерна, он бросил в бой прямо с колёс без пехотного прикрытия 11-ю танковую бригаду (150 танков) комбрига Яковлева и монгольский бронедивизион.
Судьба нового витка той войны решалась на песчаных склонах огромной горы Баин-Цаган. С неё на десятки километров просматривались окрестности, позиции наших войск и петляющая по степи ещё недавно безвестная река Халхин-Гол.
* * *
Командир четвёртой танковой роты капитан Зубов не ожидал, что бригада после изнуряющего двухсуточного марша через полупустыню сразу вступит в бой.
В последних числах июня установилась жара, редкая даже для этих южных мест. Двигатели перегревались, три машины вышли из строя. Покрытые пылью танкисты, вылезая на коротких привалах наружу, шатались от усталости и не могли найти место, чтобы хоть на полчаса укрыться от раскалённого солнца.
С нетерпением ждали ночи. Однако с наступлением прохлады и темноты на людей обрушивались полчища комаров. От них не было спасения. Если человек засыпал, оставив открытым хоть малый участок тела, через полчаса невольно вскакивал, размазывая ладонями кашу из давленых комаров, насосавшихся крови.
Особенно тяжело приходилось механикам-водителям. Им вместе с ремонтниками приходилось устранять ночью неисправности, регулировать двигатели, а утром снова садиться за рычаги управления. Днём их подменяли на какое-то время командиры машин, чтобы дать механикам хоть немного отдохнуть.
Но отдыха на марше просто не существовало. Если ночью приходилось работать и мешали комары, то днём броня танков раскалялась до опасного предела. Курить внутри машин запрещали, опасаясь, что вспыхнут пары бензина. Вылезая в открытые люки, танкисты пытались глотнуть свежего воздуха, однако кругом клубилась пыль, а сверху жарило солнце.
Утомляло медленное продвижение. Танки БТ-5 и БТ-7 могли идти со скоростью сорок пять километров и более. На марше приходилось равняться на самые медленные машины – плавающие танки Т-37А и огнемётные танки ОТ-26.
Механик-водитель машины Зубова Родион Пятаков, примостившись в открытом башенном люке, задремал. Затем вдруг вскрикнул от боли. У него была обожжена щека, которой он неосторожно прислонился к люку. Несколько человек, получивших тепловые удары, отправили в санчасть. Один из молодых танкистов во втором батальоне умер. Везти тело на раскалённой броне, чтобы нормально похоронить, было невозможно. В песчаной почве выкопали яму. На глубине полутора метров земля оставалась холодной.
– Хоть в прохладе Антоха будет лежать, – обронил кто-то из экипажей.
А механик-водитель Родион Пятаков, оглядев унылую пустыню, по которой горячий ветер гнал шары перекати-поля, заявил:
– Пока до места доберёмся, ещё не одного и не двух закопаем в этом пекле.
Капитан хотел было обругать механика, но лишь закашлялся. Рот пересох, а вода заканчивалась. Заряжающий Миша Звягин поболтал флягой и предложил Зубову:
– Давайте по глотку хлебнём. К вечеру обещали по три литра воды на экипаж выдать. А Родя злится, что дембель накрылся, он ведь четвёртый год служит.
– Как бы нам самим не накрыться, – бурчал сержант Пятаков.
Егор Зубов от глотка отказался, еда в рот тоже не лезла. Механик с заряжающим добили банку тушёнки с чёрствым хлебом и вопросительно поглядели на Зубова. После мяса оба ещё больше хотели пить.
– Пейте, не спасут нас эти остатки, – отмахнулся капитан.
– И правильно. А вы, Егор Семёныч?
– Ну и мне чуть-чуть оставьте.
Командир батальона капитан Онищук, низкорослый, как и большинство танкистов, подошёл к ротному.
– Техника в порядке?
– Пока ничего, то бишь в пределах нормы. Но ничего хорошего в такой гонке по песку нет. Греются машины сильно.
– Приказ командующего – гнать к Баин-Цагану без остановок. Спасибо, что комбриг передохнуть даёт.
