В то же время японское командование сосредоточило к концу мая 1939 года на этом участке около трёх тысяч солдат, артиллерию и 40 самолётов. На рассвете 28 мая японские части начали наступление, стремясь окружить немногочисленные советско-монгольские части и отрезать их от переправы на западный берег реки Халхин-Гол. Это наступление не было внезапным – его следовало ожидать. Кроме сосредоточения наземных войск, уже неделю шли бои в воздухе, во время которых были сбиты несколько наших самолётов. За день до нападения нарком обороны Ворошилов высказал по телефону серьёзные претензии командиру корпуса Фекленко, однако выводов сделано не было. Уже на следующий день были сбиты более десятка советских самолётов. Счёт майских воздушных боёв стал 17:1 в пользу японцев.
Двадцать восьмого мая, хоть и с опозданием, началась переброска на автомашинах к Халхин-Голу подразделений стрелкового полка, где служил лейтенант Астахов. Свой первый бой он принял во второй половине дня. Боевые действия продолжались, то затихая, то вновь набирая обороты до поздней ночи.
Позже отмечалось, что вводимые спешно в бой батальоны действовали разрозненно. Однако лишённые единого руководства бойцы и командиры полка сражались решительно, задержав японцев на подходах к реке.
Второй батальон капитана Лазарева израсходовал почти все боеприпасы. Приходилось собирать патроны и гранаты на поле боя, неся новые потери. Лазарев приказал командиру шестой роты Назаренко:
– Пошли своего взводного Астахова к переправе. Пусть захватит с собой десяток бойцов и найдёт снабженцев. Парень расторопный, сумеет добыть, что нужно.
– У него глаз повреждён. Лучше старшину послать, – возразил Назаренко.
– Ничего, он и с одним глазом разглядит. А старшина пусть крепкого чаю заварит, ночью нам спать не придётся. Людей покормил?
– Так точно. Консервами с хлебом.
– Ладно. Полевые кухни раньше утра вряд ли найдём, а чай горячий обеспечь.
Юрий Фатеевич Назаренко считался неплохим командиром. Но по служебной лестнице двигался медленно. Закончив военное училище, года четыре командовал взводом, затем получил роту. Жизнь в отдалённом гарнизоне под Читой текла неторопливо и размеренно, проявить себя было негде. Но рядом была жена, двое маленьких дочерей, и это казалось более важным, чем всё остальное.
Давно положенное капитанское звание он не получил. После чистки тридцать седьмого года очередные звания присваивали с большой оглядкой. Тем более что полк, в котором служил Назаренко, входил в состав Особой Дальневосточной Армии. Командующий армией маршал Блюхер был объявлен врагом народа и расстрелян в 1938 году.
Тень опального маршала ложилась и на тех, кто служил под его началом. После взвода Назаренко около трёх лет командовал ротой, со скрипом получив звание «старший лейтенант». О дальнейшем повышении речи не шло.
Когда в начале тридцать девятого года Назаренко внезапно перевели для дальнейшей службы в Монголию, он воспринял это как возможность проявить себя. Обстановка в республике складывалась напряжённая, японцы скапливали у границы свои войска.
Жена ехать в Монголию отказалась. Дочери учились в школе, а в Чите жили её родители. Ради чего тащить детей в опасный район?
На новом месте Назаренко рассчитывал на повышение, но опять получил под командование роту. Всё это невольно сказывалось на его характере. Он часто раздражался, особенно когда видел, как выдвигают молодых командиров, прикладывался к бутылке, что отражалось в его служебной характеристике. Самостоятельность и независимый характер взводного Астахова выводили Назаренко из себя, он терял объективность.
Сегодняшний бой трудно было назвать успешным. Рота понесла серьёзные потери и практически не продвинулась вперёд. Но атаки японцев были отбиты, хотя людей бросали в бой буквально с колёс без поддержки артиллерии.
Неизвестно, где находился первый батальон, а второй и третий растянулись в прерывистую цепочку, которую японцы могли легко прорвать в темноте.
Василий Астахов с отделением красноармейцев шёл, отбиваясь от комаров. С наступлением темноты они повисли сплошным облаком. Спустя полчаса наткнулись на артиллеристов лёгкой полковой батареи трёхдюймовых пушек, или, как их чаще называли, «полковушек».
От неожиданности едва не открыли друг в друга огонь, но вовремя услышали ругань заблудившейся артиллерийской разведки. Лейтенант Миша Карпухин со злостью шлёпал ладонями по лицу, размазывая давленых комаров, и проклинал водителей, которые бросили батарею среди песка.
– Лошадиные упряжки, дай бог, если через сутки подойдут, а мы тут в песке топчемся. Где наши?
– С километр впереди окопы второго батальона. За полчаса доберёшься, – показал направление Астахов.
– Я-то доберусь, а «полковушки» в песке вязнут. Каждая полторы тонны весит вместе с зарядным ящиком.
Присели покурить. Карпухин спросил, как прошёл бой. В голосе ещё необстрелянного молодого лейтенанта, закончившего пару месяцев назад ускоренный курс училища, звучало полное непонимание, что такое война.
– Навтыкали, небось, япошкам? – не дожидаясь ответа, уточнил он.
Карпухин, как и многие молодые командиры, был твёрдо убеждён, что японцы против наших бойцов слабы. Так утверждали политработники и так говорилось в многочисленных брошюрах. А яркие иллюстрации и плакаты наглядно показывали, как узкоглазые японские солдаты трусливо разбегались толпой от суровых красноармейцев со штыками наперевес и мчавшихся краснозвёздных танков.
– Там не по мишеням стреляли, – с трудом сдержался Астахов. – В нашей роте к ночи четыре десятка бойцов убитыми и ранеными выбыло. Вот тебе и япошки! Завтра сам поймёшь, что к чему, и дурацкие вопросы задавать не станешь.
– Вас ждали, – сказал Антон Ютов. – Без артиллерии туго пришлось, а у самураев миномёты.
Астахов хотел уточнить, что это были не самураи, а обычная пехота, усиленная на их участке штурмовым взводом. Но разводить пустые разговоры не оставалось времени.
– Заканчиваем перекур, – поднялся с песка Василий. – А ты, Миша, возвращайся на батарею, и тащите свои пушки побыстрее. До рассвета не окопаетесь – угодите под обстрел.
Карпухин хотел осадить Астахова, которому не подчинялся, но какие-то новые властные нотки в голосе товарища заставили его благоразумно промолчать. Тем более что вмешался сержант, командир отделения Родион Чашников:
– Поторапливайся, если не хочешь под раздачу попасть вместе со своим командиром батареи. Топчетесь на одном месте, до позиций добраться не можете.
Темноту прорезал миномётный выстрел. Хлопнула и стала медленно опускаться на небольшом парашюте осветительная ракета. Астахов разглядел справа от себя прибрежные кусты и тёмную полоску реки. Открыл огонь японский пулемёт, выстилая трассирующие очереди. Артиллерийский разведчик Карпухин и его сопровождение дружно бросились лицом вниз на песок.
– Вставайте, пули не в нас летят, – насмешливо обронил сержант Чашников.
