— Я не употребляю. Я продаю. И не надо сейчас читать мне морали о том, как плохо я поступаю, распространяя эту дрянь и подсаживая на нее людей. Мой мозг не воспримет промывку от такой правильной цацы. — Так вот оно что… Получается, Андрес — наркодилер. Стало как — то неприятно. Наркотики — одна из самых больших бед современного мира, и подсев однажды на них уже сложно соскочить, а он, выходит, не помогает людям, а наоборот, затягивает еще глубже… Но… собственно, разве я имею право его осуждать? На нем семья из четырех человек. Каждый в жизни крутится, как может. А уж побывав в таком месте, как это, где даже кормящие матери пьют, указывать другим как жить, было бы с моей стороны, как минимум, нечестно.
— Может я и цаца, но думаю, ты и сам понимаешь насколько ужасно то, чем ты занимаешься. Я могу только догадываться об истинных причинах, но судить тебя не стану. Для этого есть высшие силы. — А потом развернулась и пошла в зал. Он сделал обо мне свои выводы, и мне кажется, я сделала достаточно, чтобы их опровергнуть. Раз он не видит во мне никого больше, кроме цацы, значит это только его проблемы. На душе стало паршиво, поэтому подходя к столику, где продолжала пить Эля с друзьями, я уже знала, что сейчас попрощаюсь и уйду. Но как только я собиралась открыть рот, меня сзади вдруг обхватили за талию крепкие руки. Сердце подскочило к горлу, потому что я узнала их. Так уверенно, по — хозяйски мог обнять меня только он. Воздух мгновенно улетучился из легких, и я забыла, как дышать. Кажется, нужно было возмутиться, но каждая моя клеточка была настолько намагничена его присутствием сзади, что все слова выветрились из головы.
— Эльвира, я проведу Эмилию домой, — прогрохотал над ухом бархатный голос. Меня? Домой? Думаю, мое выражение лица было таким же офигевшим, как и у Эли. Та заторможенно кивнула, и провела нас круглыми от удивления глазами, пока мы отходили от столика.
Как только мы вышли из здания, около входа, которого громко смеялась пьяная компашка, Андрес убрал руки с моей талии. Мне тут же стало холодно…
— Зачем тебе меня провожать? — поежившись, спросила я, только теперь сумев рассмотреть его в ярко освещенной фонарями улице. Как я и предположила раньше, глаза уставшие, и в них нет привычного огонька.
— Ты же сама сказала, что не знаешь, как отвязаться и свалить, — равнодушно пожав плечами, Андрес вынул из кармана пачку сигарет и подкурил одну.
— Я бы и сама справилась, — пробубнила я, разочарованная тем, что это короткое объятие оказалось спектаклем.
— Всегда пожалуйста. Обращайся, Эмилия! — усмехнулся он, заставив и меня улыбнуться.
— Спасибо! — все — таки поблагодарила я. Андрес только коротко кивнул головой, глубоко затягиваясь сигаретный дымом. — Почему ты называешь меня Эмилия?
— А разве это не твое имя? — он выпустил дым вверх, вопросительно выгнув бровь.
— Я имею в виду, почему именно Эмилия? Не Эми, как называют остальные. Ведь Эми проще, короче. — Андрес задумчиво посмотрел вперед и ответил только спустя несколько мгновений.
— Мне нравится Эмилия. Эми слишком по — детски, как будто с ребенком разговаривают.
— То есть, ты признаешь, что я, в принципе, не глупая папенькина маленькая дочка?
Он усмехнулся.
— Не глупая. И не маленькая. Хотя иногда отшлепать тебя хочется, аж руки зудят.
— Это еще за что? — возмутилась я, при этом дико смутившись от этого его желания. Отшлепать меня еще никому прежде не хотелось.
Не успев ответить, Андрес вдруг схватил меня за руку, резко дернув на себя. Я споткнулась и чуть не упала, когда ровно в эту же секунду мимо промчался мопед.
— Да вот хотя бы за это! — раздраженно проговорил он. — Нужно внимательнее быть и слушать, что происходит вокруг, а не в мыслях своих летать, espina, — отчитал как малого ребенка и пошел дальше, но руки так и не выпустил. Выбросил сигарету и засунул другую руку в карман джинсов. Мою ладонь жгли тысячи приятных иголочек, наполненных чистым счастьем, безо всяких примесей. Оно медленно растекалось по телу, пока мы молча шли дальше по улицам. Фонарей становилось все меньше, но вот людей сновало по переулкам, словно сейчас был самый разгар рабочего дня. Ни тебе ночной тишины, ни умиротворенного спокойствия, в котором можно было бы остановиться и дать себе сполна насладиться этим ощущением, когда его ладонь уверенно сжимает мою. Жизнь вокруг бурлила, то и дело подкидывая нам выпивших прохожих, но мне, почему — то, было не страшно. Обычно, когда мы идем домой с Элей ночью, я все равно боюсь, что кто-нибудь борзый может пристать, но сейчас… Сейчас ощущения страха не было. Рядом с Адресом на меня даже никто не смел коситься.
Я и не заметила, как мы дошли до дома Эльвиры. С каких пор он находится так близко? Его кто — то передвинул? Андрес выпустил мою руку, которая стала влажной, а я была готова захныкать, словно маленький ребенок. Не выпускай, побудь со мной еще минуточку, шептал воспаленный от эйфории мозг, пока я подходила к двери.
— Спасибо, — сказала тихо, повернувшись к нему. Здесь, на этой улице, людей было немного, и казалось, что таинственность ночи добралась и сюда, оставляя нас наедине. Андрес наградил меня долгим пронзительным взглядом, а потом сделал то, чего я никак не ожидала. Шагнул ко мне вплотную, тем самым заставив вскинуть голову, и осторожно провел тыльной стороной ладони по моей щеке. Совершенно легкое касание, которое произвело в моем теле эффект разорвавшейся бомбы. Миллионы мелких иголок обожгли изнутри, заставляя инстинктивно качнуться к нему. Что же ты со мной делаешь, Андрес? Я напряглась, наблюдая за тем, как его темные глаза медленно, очень медленно исследуют мое лицо. Воздух между нами накалился до предела, лишая возможности думать о чем-то еще, кроме как об этих пухлых, идеально очерченных губах… Еще никогда прежде я не испытывала такой потребности в поцелуе… Жадной, тягучей. Запах сигарет и его кожи захватил в плен дыхание. Господи, я хочу дышать этой головокружительной смесью вечно… Еще немного, и я точно потянусь к нему первой, но пока… Пока я просто плавилась под мучительным гипнозом его чарующих глаз… Взгляд в глаза, потом на губы, скручивал мои внутренности от опаляющего желания. Снова в глаза, читая в них все, что я не в состоянии скрыть. Как раскрытую книгу, в то время, как он сам для меня — полностью закрытая. Немного склоняется вперед, заставляя мое сердце сделать кувырок, но в последнюю секунду скользит щетиной по моей щеке и шепчет на ухо:
— Te deseo tanto, que me duele, Emilia! — и хоть я ни слова не поняла, но в его «Эмилия» столько неприкрытого желания, что я готова взвыть от потребности прикоснуться к нему…
*Te deseo tanto, que me duele (Я хочу тебя до боли — перевод с исп.)
Глава 10
Каждая клетка моего тела накалена до предела… Я даже дышать боюсь, потому что каждый легкий вдох приподнимает мою грудную клетку, заставляя прижиматься через чур чувствительной грудью к Андресу. А он не спешит. Изводит меня прерывистым дыханием на ухо… Испанским словами, произнесенными хриплым голосом в мою шею, в то время, как мои собственные дрожащие ладони упираются в его стальные мышцы, ловя каждый хаотичный удар сердца. Его большой палец осторожно выводит по моему предплечью незамысловатые узоры, выжигая кожу в тех местах где касается… Он хочет поцеловать, я чувствую это на всех возможных уровнях, но что — то его останавливает… То скользнет едва ощутимо губами по скуле, вырывая из меня еле слышный предательский стон, а потом отстранится, прищурившись глядя в глаза… Боже, это самая настоящая пытка… Быть настолько близко к человеку, которого хочешь до дрожи в коленях, и сомневаться в том, чего именно хочет он сам.