– Я и сейчас Принцесса Сумерек, только об этом никто, кроме близких, не знает, – сообщила Милославе Александра.
– Теперь вы, наверное, уже королева, – с восхищением глядя на девушку, сказала Слава.
– Нет, позволь мне еще некоторое время побыть принцессой, – очаровательная улыбка, взмах густых и длинных ресниц.
– Кто вы, Саша?.. Ну, помимо Принцессы Сумерек?
– Я актриса. Окончила Институт театра, музыки и кинематографии. Играю в театре.
– Я могу теперь выйти? – почему-то мне не хотелось влезать в это взаимодействие птиц, сумерек, принцесс, театра, печалей и осеннего леса. Я чувствовала себя в нем лишней и неуклюжей.
– Да, конечно, – Александра совершенно аристократически взмахнула тонкой кистью, отпуская меня.
* * *
Я не знаю, о чем они говорили.
Александра сказала мне:
– Она волшебная и очень сильная. Сильнее тогдашней меня. Спасибо. Это память и вдохновение для меня.
А Милослава сказала мне так:
– Я поняла. Не обязательно устраивать балаган. Если ты видишь человека и видишь его печаль, и ты хранитель – ты можешь просто представить ее себе и выпустить в лес.
– Воистину так, – я вздохнула с облегчением.
Интересно, кем она станет, когда вырастет?
Не удивлюсь, если психотерапевтом.
Цыганская кровь
Пришли сразу три девушки. Все три яркие, с чистой, смугловатой, персиковой кожей, в мини-юбках и цветных кофточках, с большими серьгами и браслетами на тонких запястьях. Но одна – темноволосая в просинь, вторая – блондинка, третья – ярко-рыжая. Я вспомнила, что вроде бы был вокально-инструментальный ансамбль, где три девушки так красились, но название припомнить не сумела. С ходу решила, что подружки. Потом пригляделась (черты лиц отличались весьма, но у всех троих – тепло-карие, с одинаковым лукавым выражением глаза) и поняла, что, скорее всего, все-таки родственницы. Сестры? Кузины? Молодая тетя с племянницами?
Представились: Нина, Женя, Галя.
– А фамилия ваша какая?
– А у нас разные, – хихикнула Женя. – Я – Потапова, Галя – Маревская, а вот она (ткнула пальцем в Нину) – вообще Венцель.
Значит, если и родственники, так двоюродные и дальше, решила я.
– Я вас слушаю.
– Нас вот все осуждают, что мы – то не так и это не так, вот мы и пришли спросить, если, может, они правы, а может, и нет, ну и тогда, и тогда что нам делать… – быстро, но, впрочем, вполне понятно выпалила Женя.
Лесбиянки? – подумала я. Но почему тогда трое? Или, может, я от современных трендов отстала?
– Кто вас осуждает? Родные? Социум? В связи с чем? Расскажите подробней, – спросила я, обращаясь к Жене (она из всех троих выглядела самой бойкой и настроенной на коммуникацию).
– Я тут, между прочим, мать их, – в сторону, с обидой, ни к кому конкретно не обращаясь, вдруг заявила Галя.
Я подавила желание глупо захихикать, повернулась к Гале и не без труда скроила серьезную, аналитическую физиономию.
– То есть Женя и Нина – ваши дочери? И надо думать, отцы у них разные? Один – Потапов, а второй – Венцель? Так?
– Ну так, – буркнула Галя.
– А сколько лет девочкам?
– Мне шестнадцать, – опять влезла Женя. – А Нинке только пятнадцать исполнилось.
– Давайте вы мне все с самого начала расскажете, – предложила я. – А кто будет рассказывать, сколько и в какой последовательности – это уж вы решите между собой.
– Я – мать ваша и… – начала Галя.
– Ты – мать наша! – хором, хихикая, откликнулись девочки.
Галя не выдержала и тоже хихикнула. Я из последних сил старалась сохранять серьезность.
* * *
Яркая Галя в школе никогда не преуспевала как собственно ученица, но считалась первой красавицей класса. Созрела рано. В тринадцать лет у нее уже были кавалеры, причем из классов постарше. Характер у Гали был легкий, веселый, на свидания она бегала с удовольствием, на все предостережения старших родственников (матери и тетки) отмахивалась.
– А чего ж мне еще в пятнадцать-то лет делать? Задачки решать и в шахматный кружок ходить?
И ага. Вовка Потапов учился в одиннадцатом классе и, узнав от Гали, что вскоре станет отцом, изъявил немедленную готовность жениться. Но вот беда: Гале он уже как-то разонравился.
– Глупый он. Я-то, впрочем, тоже хороша была – купилась на его комплименты: ты, Галя, уж такая-растакая – я потом узнала, он их в женских романах старшей сестры читал и мне пересказывал, а другие так не умели…
– Не так-то уж это и глупо! – заметила я.
– Ну да, – Галя пожала плечами. – Говорю ж, я тоже не большого ума была. Но сердцу, как говорится, не прикажешь. Я тогда как представлю, что мне с Вовкой всю жизнь прожить, так меня сразу тошнить в туалет кидало…
Мне было крайне неловко при девочках затрагивать тему аборта, но все-таки, если Гале было всего пятнадцать лет…
– А я сама хотела ребенка! – с вызовом сказала Галя. – Я одна росла, у меня ни братьев, ни сестер, так и вот…
– То есть вы решили родить себе сестру-подружку? – уточнила я.
– Да-да! Вот именно! – обрадовалась пониманию Галя и впервые взглянула на меня с искренней симпатией. – Родной человек, вы ж меня понимаете!
– А что сказали ваши родные?
– Мама с теткой сначала поохали, конечно, потом сказали: ну что ж, так тому и быть. Поднимем. Правда, советовали Вовку насовсем не гнать, пусть пока рядом будет, на подхвате…
Родилась девочка, назвали Женей. Галя души в дочке не чаяла, играла и тетешкалась с ней умело и радостно. Вовка поступил в Политехнический институт, но продолжал тоскливо бродить поодаль. Галя его к дочке подпускала, а от себя гнала. Зато свекровь (Вовкина мать) пришла в дом Маревских с двумя огромными клетчатыми сумками приданого для малышки и сказала твердо: что там себе эти молодые идиоты думают, мне по барабану, но одно я знаю твердо – лишние руки при воспитании моей внучки лишними не будут. Ее, естественно, никто не выгонял. Мать, тетка и свекровь согласно решили: неизвестно, как жизнь дальше сложится, поэтому, пока есть возможность, Гале надо получить хоть какую специальность. Галя согласилась, поступила в техникум, который поближе к дому. Стала там учиться на экономиста. Была там на неплохом счету, материнство, как ни странно, и ее умственные способности как-то чуть-чуть вперед продвинуло, а то, что у этой красивой веселой девочки уже есть дочь (о которой она обожала рассказывать) – это уж и вовсе всех завораживало, и одногруппников, и даже преподавателей. И все вроде образовалось: бабки по очереди сидели с внучкой, Галя училась. Вовке в институте тоже хотелось приподняться по социальной иерархической лестнице и похвастаться дочкой. Галя не возражала (она любила новые знакомства), и однажды молодой отец привел в гости к Потаповым своего приятеля, звезду политеховского первого курса Илью Венцеля. Ослепительно красивая Галя вышла к Илье с дочкой на руках, светясь от счастья и приязни к миру. «Книжный мальчик» Илья пал к ее ногам в первую же секунду. Сама Галя влюбилась в Илью спустя полчаса, за столом, во время обеда. Она еще никогда не видела сверстника, который бы так умно разговаривал. Да и темно-каштановые кудри у него были роскошные (в этом месте рассказа Женя с нескрываемой гордостью пропустила между пальцев один из локонов сидящей рядом сестры).
