– Иди по дороге дальше и найдешь его.
Идет тигр дальше по дороге, встречает бывалого охотника:
– Ты – мужчина?
– Да, я мужчина, – отвечает тот.
– В таком случае покажи мне, какова твоя сила?
– Слишком близко мы стоим друг к другу, стань немножко подальше! – говорит охотник тигру.
Тигр отошел от охотника и стал поодаль. Тогда охотник говорит ему:
– А теперь повернись ко мне лицом и смотри мне прямо в глаза, но не шевелись.
Взял он лук и вогнал тигру стрелу прямо в лоб:
– Вот тебе моя сила! Большей силы у меня нет! Так выпьем же, друзья, за то, чтобы наши охотники фашистскому «тигру» бронебойным всегда и везде попадали в лоб!
– Руслик, ты просто поэт! Хорошо сказал! – оценил Иван.
– Отличный тост! – добавил Сидорский.
Все воодушевленно потянулись к кружкам. И тут раздался стук, дверь распахнулась, в избу вошел капитан Бражкин. Кружки медленно опустились обратно на стол, экипаж поднялся с мест.
– Здравствуйте, – сказал он, – позволите войти?
Татьяна Матвеевна поняла, что пришел начальник:
– Пожалуйста, проходьте, милости просим к столу.
Бражкин поблагодарил и сел вместе со всеми.
– А вот выпивать, товарищ лейтенант, вы не вовремя задумали. В любой момент могут дать команду на марш, а у вас личный состав – нетрезвый, – заметил он.
– Понял, – тут же отреагировал Иван, кивнул Сидорскому, тот виртуозно слил спирт из четырех кружек обратно во флягу, которая тут же, как у фокусника, исчезла из виду.
А Катя, молодчина, быстро наполнила кружки морковным чаем.
– Хороший тост сказал ты, Руслан, – произнесла с легкой укоризной в адрес Бражкина Татьяна Матвеевна. – И не выпить его нельзя! За то, чтобы вы побеждали в бою, за победу, дорогие вы мои! Как мы вас ждали…
С горечью шли эти слова, из глубины души. Она взяла кружку, встала, за ней поднялись и остальные.
От души чокнулись. Все краем глаза следили за хозяйкой. Она аккуратно, в один глоток выпила спирт, запила водой из чашки, так же незаметно появившейся рядом, как и исчезнувшая было фляга. Потом перевела дух и села, вслед за ней опустились на свои места танкисты и Катя.
Бражкин из вежливости взял кусочек хлеба и небольшую картофелину в мундире. Поблагодарил, встал из-за стола и, сославшись на дела, направился к выходу. Родин пошел проводить.
На улице Бражкин не преминул вставить, впрочем, без запала:
– Родин, ты в своем уме? Кто разрешал спиртягу жрать?
– Ну, это ж наркомовские, по капле, – сделав смущенное лицо, проговорил Иван.
– В армии без команды и бздеть нельзя!
– Есть, не бздеть без команды! – вытянулся Родин.
– Учить, что ли, тебя, дурня, что пьяному – первая пуля и первый снаряд.
– Понял, виноват, товарищ капитан.
– Смотри мне…
Бражкин ушел, а Иван вернулся за стол с легкой усмешкой.
– Пронесло? – поинтересовался Сидорский.
Иван неопределенно махнул рукой, а Кирилл заговорщицки предложил:
– Может, еще нальем, он уже не придет?
– Я тебе сейчас налью сам знаешь куда, – ответил Иван беззлобно.
А Татьяна Матвеевна, заметно повеселев, задорно заметила:
– Эх, мужики, ну, не можете радоваться жизни без выпивки!
– Кто бы говорил, – пробурчал Кирилл.
Она встала, подошла к деревянному сундуку, достала завернутую в холстину гармонь и положила ее на стол.
– Это «ливенка», – сказала хозяйка, погладив гармонь, как живое существо. – Моему мужу Володе в 1914 году перед отправкой на фронт подарил его отец Афанасий Прокопьевич. Ее можно было купить за 22 рубля, а корова тогда стоила, между прочим, 24 рублика.
Хозяйка растянула мехи, слегка путаясь в клапанах, заиграла простенький мотивчик и запела весело и залихватски:
По селу тропинкой кривенькой
В летний вечер голубой
Рекрута ходили с ливенкой
Разухабистой гурьбой…
…По селу тропинкой кривенькой,
Ободравшись о пеньки,
Рекрута играли в ливенку
Про остатние деньки.
Замолчав, призадумалась.
– Это вроде блатная песня? – спросил Сидорский.
Хозяйка вздохнула и, не глядя на Кирилла, сказала:
– Это, милый человек, Сергей Есенин. Может, слышали, был такой русский поэт.
– Слышали, – за всех ответил Иван. Тонкий томик с поэмой «Анна Снегина» и другими стихами лежал в его командирской сумке. Это было московское, достаточно редкое издание. Книжку он никому не показывал, это единственное, что осталось как память о мирной жизни.
«Эта женщина пережила большое горе или испытания судьбы, – подумал Иван. – И совсем не похожа она на деревенских старушек. Каким злым ветром занесло ее сюда…»
– А по виду вы, Татьяна Матвеевна, совсем не деревенская, а городская, – учтиво заметил Родин.
Хозяйка грустно улыбнулась и вдруг попросила:
– Раз вам нельзя, так налейте мне немного!
Сидорский с радостью вытащил флягу и плеснул в кружку хозяйке.
– На Руси воины, идя в бой за Отечество, обращали свои души, сердца и молитвы к небесному воинству, к святым Георгию Победоносцу, Ивану Воину, Сергию Радонежскому, Александру Невскому. И пусть их духовные силы сохранят вас, ребята, оберегут от смерти в бою, отведут огонь. Спаси и сохрани!
Хозяйка перекрестила каждого, после этого кружки вновь соединились над столом.
После паузы Татьяна Матвеевна ответила на полувопрос Родина:
– Я родилась в Санкт-Петербурге, еще в прошлом веке. Мы жили на Лиговке, там я училась, потом вышла замуж… В общем, долгая история.
Катя, поняв, что на этом воспоминания закончились, подошла к Деревянко и сказала так, чтобы слышали все:
– Саша, ты просил заготовить горячей воды, я два котла поставила в печи. В ведро нальешь. В сарайчике бочка с холодной водой, тазик, там мы и моемся. А баньки у нас уже нет, была, да ушла на дрова.
– Ребята, я тогда пошел? – Саня тут же встал из-за стола.
– Давай, – кивнул Родин.
– Кто первый встал, того и тазик, – бросил Деревянко.
Он налил горячую воду из котла в ведерко и, попутно прихватив вещмешок, пошел в сарайчик.
Сидорский, очищая картофелину, сказал ему вслед:
