– Наш пострел везде поспел.
Родин продолжил, чтоб выведать тайну хозяйки:
– У вас, видно, хорошее образование…
– У меня прекрасное образование, – уточнила с иронией Татьяна Матвеевна. – Я окончила Смольный институт.
– Это там, где был штаб революции? – ввернул Кирилл.
– Это потом там был штаб. А до этого давали одно из лучших образований в России для девушек, – пояснила она ему, как школьнику.
– А я окончил Московский автодорожный институт, – сказал о себе Иван. – Хотели меня в автобат определить по специальности. Но это не по мне. Едешь на грузовике, как большая мишень на колесах, с трех сторон тебя, беззащитного, расстреливают, подрывают и бомбят. А на танке – сразу сдачу по полной, из пушки и пулеметов. Верно, Катюша?
– Ага, броня крепка и танки наши быстры, – ответила девушка.
– Вот и взяли меня в танкисты. Курс обучения – и вперед!
Руслик поинтересовался настенными часами с гирьками, почему не ходят. Хозяйка пожала плечами, сказала, что, как немцы пришли, сначала кукушечка откуковала, а потом и часы замерли. Он попросил разрешения глянуть, снял часы со стены. Открыл крышку, попросил тряпку, чтобы аккуратно вытереть механизм.
– Нужно чуточку спирта, – сказал Баграев. – Давай, Киря, плесни немного. А ты, Катюха, принеси плошку с водицей, разбавим до нужной консистенции.
Сидорский налил немного спирта и пошел мыться, прихватив чугунок с водой. Толкнул, но дверь в сарайчике оказалась закрытой.
– Эй, на палубе, открывай! – крикнул он. – Чего закрываешься?
В ответ послышалось:
– Индивидуальная гигиена требует индивидуального омовения!
Через минуту дверь открылась, вышел Деревянко в галифе и рубахе, с блестящим от влаги лицом и сияющими от удовольствия глазами.
– Шикарно! – сказал он и пошел в избу.
Родин посоветовал Руслику сначала самому помыться, а потом уж часы домывать:
– А я после вас.
– Иду, с большим удовольствием! – отозвался Руслик и, вспомнив, спросил: – Саня, у тебя лезвия нет случайно? А то моим уже и картошку не почистишь.
– Нету, Руслик, я еще не бреюсь, – ответил Саня, сел за стол и попросил Катю налить чаю.
Хозяйка поинтересовалась, за что Иван получил медаль «За отвагу» и орден Красной Звезды.
– За уничтоженные танки, орудия и пехоту противника – выбор небольшой, – отозвался Родин.
– Мой муж получил орден в Гражданскую войну, – произнесла, задумавшись, Татьяна Матвеевна.
– А сейчас он где? – осторожно спросил Иван. – Воюет?
– Не знаю… В тридцать седьмом забрали и осудили. Дали 15 лет лагерей.
– Тогда многих забирали… Планы у них, что ли, такие были. Сейчас многих через штрафбаты отпускают, – сказал Иван и осекся. Видел, как штрафников в чистом поле на артиллерию и пулеметы перед нашими танками впереди пускали. Никто не возвращался…
– А в Первую мировую у Володи был Георгиевский крест и звание поручика, – сказала Татьяна Матвеевна с тихой гордостью.
– А как вы познакомились со своим будущим мужем? – спросил Саня, которому тоже хотелось прикоснуться к тайнам прошлой жизни.
Хозяйка, немного задумавшись, вдруг стала рассказывать, все более светлея лицом и молодея на глазах. С Володей Татьяна впервые встретилась на балу, который два раза в год давал Смольный институт для приглашенных молодых людей. Владимир был на последнем курсе Петербургского университета, он пригласил Таню на полонез. Она была приятно удивлена изысканными манерами будущего инженера. В своих девичьих мечтах она отдавала предпочтение людям гуманитарных сфер или же офицерам. Володя рассказывал ей забавные истории из студенческой жизни, имел смелые суждения о правительстве и царственных особах и после второго танца сумел получить обещание еще раз встретиться. Они встречались, и не раз, даже после того, как Володя стал работать инженером на Путиловском заводе. За год до войны они поженились. В 1914 году у них родился сын, и вскоре Володя в составе пехотной дивизии ушел на фронт. Потом Октябрьская революция, Гражданская война. Он воевал на фронте под командованием Михаила Фрунзе в автобронетанковом батальоне, потом на бронепоезде. После войны вернулся на Путиловский завод, который стал носить имя Сергея Мироновича Кирова.
– Так эта гармонь две войны пережила? – удивился Деревянко.
– Нет, только Первую мировую, – ответила Татьяна Матвеевна. – Муж так и сказал: «Пусть ждет меня дома. Слишком много будет для нее две войны…» Вот и уцелела. Все войны рано или поздно заканчиваются миром. Но всякий мир – это первая ступенька к новой войне.
– А так хочется, чтобы эта страшная война стала последней на земле, – задумчиво произнес Иван.
Саня вдруг загрустил, вспомнил свой баян, сгоревший в избе в тот страшный день, когда танки с быками на броне расстреливали их село.
– А можно мне попробовать? – спросил он у хозяйки.
– Попробуй, если умеешь, – усмехнулась она.
А тут как раз и зрителей добавилось: вернулись, помывшись, Руслик и Кирилл.
Руслан взялся за часы. Опустил открученный механизм в тазик со спиртом, приговаривая:
– Часы хорошие, надежные, дореволюционные. Все на месте: колесики – центральное, промежуточное и анкино. Механизм, я вам скажу, друзья, как в танке: мехи левый и правый, рычаг включения боя, валик рычага боя со спиралью.
Щеточки, конечно, в доме не нашлось, Руслик попросил принести тонкую тряпицу и гусиное перо. Все это тут же достала Катя.
– В этом деле главное – не промочить мехи, – увлеченно продолжил Баграев. – Кукушка – не танкист, после спирта петь не станет.
Саня аккуратно взял гармонь, положил на колени, провел пальцами по клапанам – так слепые ощущают незримый мир. Потом нажал вразнобой несколько клапанов, пробуя инструмент на слух.
Татьяна Матвеевна сморщилась, Кирилл поспешил ей на помощь:
– Санек, не мучь гармошку! Положь, откуда взял!
Деревянко с дурашливой улыбочкой растянул мехи и ткнул первые попавшиеся клапана.
Тут уж и командир не выдержал:
– Нет, ну ты глянь на этого Буратину!
Он встал, чтобы забрать инструмент, потому что хозяйка нахмурилась и уже было не до шуток.
Но тут рука командира вдруг замерла. Произошло маленькое чудо: в пальцах механика исчезла корявость, они живо побежали по клапанам, полилась веселая, задорная, как звонкая весенняя капель, мелодия «Турецкого марша». В одном месте Саня чуть сбился, но этого никто не заметил, кроме Руслика и хозяйки. Доиграв до конца, Саня выдохнул, а благодарная публика ответила единодушными аплодисментами.
– Браво! – просияв, оценила Татьяна Матвеевна. – А какой хитрец, как ловко подготовил нас… к высокому искусству.
