Все это каждый раз болезненно вспоминалось, когда массивный железный страж повисал на дверях клуба. А расходиться по домам ребятам ну никак не хотелось. Какой тут сон, когда ночь нежна и ласкова, парни постарше уходили провожать девушек, а старшеклассники, которые еще до этого не «дозрели» (песни распевать было уже слишком поздно), просили Сашу: «Давай, Санька, „музыкальную угадайку“!
Он сам придумал эту игру. Любые мелодии, тем более начало или припев, он подбирал влет. Тому, кто первый назовет песню или мелодию, засчитывались очки…
Ольга налила новым гостям чаю и спросила:
– Саша, а что ты нам еще сыграешь, чтобы для всех и… для души?
Саня не думал, ответ уже был готов:
– А давайте сыграем вместе в очень классную игру!
– В карты, что ли? – подал голос Прохудейкин.
– Нет, не в карты! Игра называется „музыкальная угадайка“!
– Детская, что ли? – усмехнулся Роман. – Может, лучше что-нибудь для взрослых? Вон патефон стоит, можно устроить вечер танцев!
Не обратив внимания на Прохудейкина, Ольга поддержала:
– А давайте, это, наверное, очень интересно!
Иван, конечно, тоже выразил интерес. Татьяне после пламенной „Цыганочки“ парные танцы показались пресными. Сотрудникам тыловой службы только и оставалось что кивнуть в знак согласия.
Деревянко попросил лист бумаги, Иван вытащил из сумки свой блокнот.
– Все очень просто! – объявил Саня. – Я наигрываю мелодии известных песен. Если никто сразу не узнает, добавляю еще ноты. Кто первый угадал, тому начисляется балл. Кто назвал неправильно, тому – штрафной. Мы в деревне так играли, знаете, как весело было!
– Просто ухахатывались, – не удержался, чтобы не съязвить, Роман.
Родин сказал, что берет на себя подсчет очков. Он разлиновал в блокноте табличку на пятерых участников и повернулся к Деревянко:
– Маэстро, ваше слово, пардон, ваша песня!
Саша сыграл начало „Неудавшегося свидания“.
Все переглянулись, никто не узнал мелодию. Саня повторил, добавив еще две нотки.
Тут же Иван, как школьник, выбросил руку и напел:
„Мы оба были: – Я у аптеки! – А я в кино искала вас! – Так значит, завтра, на том же месте, в тот же час!“
– Командир, пиши себе один балл! – похвалил Деревянко. – Игра продолжается!
Романс „Уходит вечер“ он слышал на пластинке в сельском клубе, подобрал, как всегда, на слух, а слова сами запомнились.
С шести нот мотив угадала Татьяна:
– „С твоих ресниц слетают тихо грезы, стоят задумчиво уснувшие березы…“
Саня продолжил:
– „Спокойной ночи!“ – поет нам поздний час, а ночь близка, а ночь близка…» Один балл «цыганочке»! И еще один романс, товарищи участники.
Деревянко наиграл из своего репертуара «Вашу записку», которую очень часто передавали по радио. Пела ее несравненная Клавдия Шульженко.
Оля тоже, как школьница, стала трясти поднятой рукой, узнав песню по первым нотам:
– «Я вчера нашла совсем случайно у себя в шкафу, где Моцарт и Григ…»
– «То, что много лет хранила тайно в темных корешках пожелтевших книг…» – завершил куплет Саша.
От волшебной, загадочной грусти этих стихов защемило сердце, душа захотела уюта, и грезилось, и мечталось о чем-то хорошем и счастливом.
Мир моих надежд, моей души…
Наивный мир наивных лет,
Забытых дней забавный след –
Все, что волновать меня могло
В семнадцать лет…
Ваша записка в несколько строчек,
Где вы, мой далекий друг, теперь?…
Саша не знал ни композитора романса Николая Бродского, ни автора стихов Павла Германа, и очень бы удивился, если бы узнал, что это он сочинил строки «железного» авиамарша «Все выше».
Потом было «Утомленное солнце», которое «нежно с морем прощалось», и еще один балл получила Таня.
«И кто его знает» к общей радости угадал Юрка, а девушки пропели для всех гостей куплет:
На закате ходит парень
Возле дома моего,
Поморгает мне глазами
И не скажет ничего.
И кто его знает,
Зачем он моргает?
Народную песню из кинофильма «Юность Максима» «Крутится, вертится шар голубой», конечно, знали все. Первым нетерпеливо затряс рукой Прохудейкин:
– Я знаю!
Последовала пауза, Роман сморщился, даже вскочил, сжал кулак правой руки.
– Что-то знакомое, вот крутится в голове…
– Это не ответ! – строго сказал Деревянко. – Кто будет отвечать?
Девушки переглянулись и рассмеялись: кто не узнал любимую народом песню!
– Давай ты, Оля! – предложила Таня.
– Нет, лучше ты! – сказала подруга.
Юра оценил деликатность ситуации и промолчал. А Ивану было интересно, как поступит набравший разгон ведущий игры.
Деревянко же сыграл музыкальную «отбивку» и объявил:
– Время истекло. Это песня «Крутится, вертится шар голубой, крутится, вертится над головой…»
– Во! Я же говорил, крутится в голове! – обрадовался Прохудейкин. – Угадал, мне очко!
– Крутится над головой, а не в голове! Не надо хитрить, товарищ старший лейтенант! – заметил Деревянко.
Прохудейкин отреагировал резко:
– Как ты смеешь так разговаривать со мной, солдат!
Иван удивленно глянул:
– Роман, это же игра! А у игры свои условности.
– Это уже не игра, когда забывают о субординации!
Деревянко снял гармонь, положил ее на лавку.
– Прошу извинить меня, товарищ старший лейтенант… Концерт окончен.
Родин подытожил:
– Прохудейкин заработал свои пол-очка!
Юра Чварков тоже расстроился: принесенный патефон стоял угрюмым молчуном, и как бы сейчас девчонки не указали на дверь из-за нелепого Прохудейкина, надо было спасать ситуацию…
Татьяну разбирало любопытство, какие пластинки принесли тыловики, самое время было приступать ко второй части концерта.
– Что-то антракт у нас затянулся. Ребята, заводите свою музыкальную шкатулку.
А Ольга же чувствовала личную обиду, ей по-детски хотелось победить в игре, а какие песни еще приготовил Санька, теперь уже никто не узнает. И вряд ли когда они еще так хорошо, по-доброму, с радостным ожиданием маленького чуда встретятся. Прохудейкин и Чварков уйдут со своим патефоном в штаб, а ребята-танкисты сядут в свои танки и станут другими: чужими и жестокими, отчаянно-храбрыми и беспощадными, железными, как комбриг Чугун. «Иван, наверное, страшный в бою», – подумала Оля и не смогла представить его таким, потому что он сидел с разморенно-счастливым выражением на лице и ждал, наверное, когда заведут патефон. И ей захотелось вдруг остаться с ним наедине, сесть рядышком, обнявшись, и говорить-говорить о каких-то милых пустяках до самого рассвета.
