Оля вдруг крепко, что есть силы, сжала ладонь Ивана. Сделать больно его «совковой лопате», конечно, не получилось, и она сердито сказала:
– Я сейчас оторву тебе руку и язык тоже, чтоб тебя скорее перевели в связисты. Ну, никак ты не можешь без своих дурацких шуток!
– Сам не знаю, какой-то чертик сидит внутри с большим воображением.
– Ладно, прощаю твоего чертика. – Ольга вздохнула и неожиданно замерла: – Слышишь, кто-то скачет на лошади!
Тут и Родин уловил своим контуженым слухом цокот копыт:
– Это скачет всадник Апокалипсиса…
– Какой всадник? – спросила Ольга.
– Если Первый, то – Завоеватель.
Оля знала эту библейскую легенду из Откровений Иоанна Богослова; в просвещенном Ленинграде студентка библиотечного факультета, конечно, читала роман «Идиот» с эсхатологическими терзаниями князя Мышкина и видела поразившую ее торжествующим злом и кошмаром картину Васнецова «Всадники Апокалипсиса» в Казанском соборе.
Топот был все ближе, Ольга и Иван, ни слова уже не говоря, почувствовали, что это не просто всадник, а предвестник неведомых и смертельно опасных перемен.
Из призрачного тумана уже тихим шагом выплыла… белая лошадь. Знакомую плотную фигуру вестового Родин узнал сразу: на кобыле восседал Сидорский. Он тоже увидел командира, спешился, протянул ему поводья:
– Командир, тебя срочно разыскивает ротный. Злой, как укушенная собака.
Родин не стал спрашивать, и так ясно: загуляли, загостились, забылись; а на часах нет тормозов или стоп-крана, и самовольная отлучка из расположения, хоть и не за пределы части, сейчас выйдет ему боком.
– Скажи Деревянко, чтобы рысью дул вслед за мной… Только чтоб не обогнал… А лошадь-то откуда?
– Приблудилась, – ответил Сидорский. – Может, немецкая, может, наша… По-русски понимает.
– Уже хорошо…
Он подошел к Ольге, при кавалеристе, вывалившемся из тумана, она не стала показывать своих чувств, хотя ей вдруг невыносимой тоской сжало сердце.
– Вот как все быстро закончилось, – тихо сказала она.
Он взял ее ладони в свои руки и почувствовал, что пальчики были холодными. Ему так не хотелось отпускать их, уходить в ночной мрак, и потом неведомо сколько ждать, когда судьба подарит им еще такие вот мгновения простого счастья.
– Не говори так, радость моя, все только начинается… И никто и никогда не разлучит… Не люблю долгих слов, они ничего не значат.
Сидорский решительным шагом вошел в избу – дверь, а потом и половицы, каждая на свой манер, недовольно проскрипели. На груди качнулся орден Славы и блеснула потускневшим серебром медаль «За отвагу».
Иван вдруг легким гусарским охватом поднял, как пушинку, Олю на руки, а она, ничего не понимая, обвила руками его шею.
Эх, посадить бы ее на коня и вдвоем умчаться в туман, в леса и дубравы, пустынные луга и дикие озера. Только нет такого места на земле, где ты будешь счастлив в уединении. Да и как он бросит своих ребят, каждый из которых ему роднее брата. Война – самая полноправная и безжалостная хозяйка судьбы, распоряжалась, карала и миловала, калечила, убивала и щедро раздавала – кому фанерные звезды, а кому ордена, кому железные, а кому и деревянные кресты.
– Скажи мне, что не отпустишь меня, пока я тебя не поцелую, – едва слышно сказала Ольга.
– Не отпущу тебя, пока ты меня не поцелуешь.
Оля зажмурилась и простонала, пьянея, ощутив его обветренные губы.
Он опустил ее на землю и еще раз поцеловал на прощание.
– Мы не прощаемся, – сказал Иван.
– Мы только ненадолго расстанемся, – отозвалась Оля.
Иван вскочил на коня, ударил его каблуками и твердой рукой направил поводья.
Ольга перекрестила его вслед и тихо произнесла:
– Вот и второй Всадник Апокалипсиса. И имя его – Война…
Глава шестнадцатая
В избе Сидорский по-хозяйски осмотрелся, понял, что вечеринка еще не закончилась, и, разглядев старшего по званию, произнес:
– Разрешите присутствовать, товарищ старший лейтенант?
Нет, явно оздоровительно подействовал свежий ночной воздух на Романа:
– Заходи, сержант, тут у нас, правда, дамы – хозяйки. Глядишь, может, и станцевать удастся…
Чварков возился с пластинками, после танца с Таней он был на седьмом небе от счастья и с замиранием сердца мечтал еще раз ее пригласить; сама же она с интересом оценила нового гостя.
Деревянко рассмеялся, еще ничего не зная.
– Доброго здоровья всем. Разрешите представиться: Кирилл Сидорский, командир башни в гвардейском экипаже лейтенанта Родина!
Татьяна назвала себя, офицеры предпочли не сообщать свои имена.
– Командира срочно вызвали в расположение роты, – продолжил Кирилл. – Тебе, Саня, тоже надо рысью вслед за ним. Быстрым бегом, Саша…
Тут послышался топот копыт, быстро стихший. Деревянко, скиснув на глазах, встал, взял автомат и гармонь.
Скрипнула дверь, вошла Ольга, на ее лице появилось что-то особенное: и полыхнувший румянец, и глаза, в которых, кажется, блеснули слезинки – это маленькое чудо, когда всего лишь от легкого поцелуя девушка становится еще милее, красивее и нежнее.
Сидорский четко повернулся, не щелкнув при этом каблуком (щелчок был для иных ситуаций).
– Я – Кирилл.
– Оля.
Она улыбнулась в ответ, грузный сержант развернулся не без изящества.
– Я прошу прощения, Оля и Таня, что нарушил вашу компанию и вечер, так сказать, отдыха. Но приказ есть приказ…
– «Дан приказ: ему – на запад, ей – в другую сторону», – перебила его Татьяна. – Присаживайтесь к столу, Кирилл. Без чашки чая мы вас все равно не отпустим.
А Деревянко уже через минуту как подменили: взгляд удалой, подмигнул сержанту, мол, браток, давай, не теряйся, используй шанс закадрить черноокую казачку.
– Девчонки, Таня, Оля, нет слов, спасибо огромное. Такой вечер, ну просто здорово…
– И тебе, Саша, спасибо, – сказала Оля. – Просто чудно все было…
– Ну, да, меня еще Татьяна танцевать научила, – сказал Саша уже с порога. – Ну, до свидания. Бегу…
Татьяна неторопливо встала, прошла вслед за ним. Во дворе, когда дверь закрылась, она взяла танкиста за руку:
– Погоди, не убегай, шустрый ты наш. Все равно не догонишь.
Деревянко послушно остановился.
– Таня, обещаю, что слова выучу, мелодию подберу и тогда… грянем хором.
Она усмехнулась, отпустила его руку, откинула распущенные волосы, а в поволоке глаз, не скроешь, – грустинка.
