И тут она вспомнила этого лейтенанта. Он появился на третий или четвертый день ее госпитальной жизни. Саня уже не помнила, что ему рассказывала, ее тошнило, и сильно болела после контузии голова. Он записывал в блокнотик, а потом она по его просьбе села, прислонившись к спинке койки, и он щелкнул своим фотоаппаратом. А танковый комбез на снимке, видать, эти ловкие газетчики приклеили.
Санька подивилась еще раз: все это было впервые в ее жизни, и так ярко, чудно и необычно. Как в хорошей, доброй сказке. И как в сказке должен был, конечно, появиться добрый волшебник, исполняющий три желания…
– Есть ли у тебя какая-нибудь просьба, Александра? – спросил генерал.
Вот он, тот самый счастливый случай, когда решается судьба: или сейчас, или уже никогда… Санька глубоко вздохнула, как перед стартом:
– Товарищ генерал, прошу оставить меня служить механиком-водителем в родном экипаже!
Прохоров недоуменно глянул на Сашу, покачал головой: ну что с ней поделаешь, не навоевалась девчонка.
– И-и… это самое, как ты будешь с мужиками, ну, в общем… сама понимаешь, бытовые дела.
– А в штабе у вас, товарищ генерал, женщин за стеклянными перегородками держат? – Отступать было некуда, и Саша добавила: – Занавесочку повесим за сиденьем механика-водителя…
Экипаж чуть не поперхнулся от смеха, Чугун от такой немыслимой дерзости побагровел, его огромный шрам на щеке стал фиолетовым. Командующий тоже рассмеялся, а вслед за ним и вся его свита.
– Ну, если экипаж не против, то у меня никаких возражений!
– Экипаж не против, другого механика нам не надо! – за всех тут же ответил Родин.
– Раз так, после лечения принимайте героя! – дал «добро» Прохоров. – А за «Королевского тигра», товарищи танкисты, вам особая благодарность! Теперь мы будем знать все слабые места этого «зверя».
– И не такой уж он страшный, товарищ командующий! – пискнула Саня, от волнения у нее получилось фальцетом.
Но Прохоров уже повернулся и так же стремительно прошел к выходу. Свита исчезла вслед за ним.
Александра села на койку, закрыла лицо руками:
– Ребята, мне так стыдно перед вами, что обманывала вас… Вы правда берете меня в экипаж?
– Ну, вот тут начинаются чисто женские… – недовольно отреагировал Иван.
– …нюансы, – подсказал Кирюха.
– Сам ты нюанс! – резко сказала Саша. – Я, между прочим, гвардии сержант!
– И, между прочим, еще с не обмытым орденом! – все так же «не в духе» произнес Родин. – Кир, что стоишь, как «во поле береза»?
– Командир, это мы мигом!
Из того же особого вещмешка Сидорский в одно мгновение вытащил большую алюминиевую кружку, нарезанный черный хлеб, белоснежное сало и флягу. Налил добрую половину кружки. Саша поняла, что ей выпала честь первой положить свой орден, вслед за ней Красные Звезды опустили Кирилл и Руслан и орден Красного Знамени – командир.
Иван протянул кружку Саше, она не зажмурилась, как в тот первый раз, но сейчас вкуса спирта и не почувствовала; боевые ордена сверкали рубином и сталью, они хранили в себе энергию и огонь боя, и Александра знала, что эти мгновения и через годы для нее и для ребят будут самыми лучшими в жизни. И она выдохнула:
– А ведь мы смогли, ребята… Наша взяла! Как барана в стойло этого «короля» притащили!
– Хорошо надраили им зады! – согласился Киря.
– Королевские…
Кружка пошла по кругу.
– Тяжела, – сказал Кирилл, приняв в руки.
– Пока до командира дойдет, совсем легкая станет! – хмыкнул Руслик.
– Намек ясен, – усмехнулся Киря, но глотнул прилично.
Иван принял кружку от Руслана. Было видно, как он переживал:
– Мы выжили, ребята. Значит, будем воевать! И побеждать будем. За наш экипаж! Ура!
От троекратного «ура» зазвенели стекла в палате.
Потом все вчетвером обнялись в едином порыве.
– А помнишь, Кирюш, ты учил меня двум правилам оборудования окопов в обороне? А третье, сказал, сам поймешь, – с хитрой рожицей спросила Санька.
– Ну и как, поняла? – с интересом глянул Сидорский.
– Поняла, ребята, сразу после своего первого боя: «До последнего стоять друг за друга».
– Верно, – кивнул Киря. – Суть, как говорится, ухвачена.
Но сколько радость встречи ни черпай, а расставанье – неумолимый фактор времени.
– Сань, нам пора! – сказал Иван. – Ты только не вставай и провожать нас не надо!
– Как скажешь, командир, – тут же согласилась Александра.
– Давай, Санька, держись, выздоравливай, – прогудел Сидорский. – Ты у нас теперь специалист хвосты «тиграм» накручивать.
А Руслик добавил:
– Слушайся врачей. До полного и окончательного выздоровления.
В дверях ребята обернулись, Санька с блуждающей улыбкой помахала им рукой.
В коридоре Родин сказал:
– Как бы не расстроилась…
– И хорошо, – заметил Баграев. – Ни к чему ей волноваться…
– Устала Санька, столько пережить, – высказался Сидорский.
…Все, включая комбрига, уже уехали. Во дворе танкистов ждала специально выделенная Чугуном полуторка.
– Все? – недовольно спросил водитель грузовика и еще пробубнил, мол, генерал и полковники разъехались, а этих, видите ли, ждать надо.
Родин не стал садиться к нему в кабину, а вместе с ребятами полез в кузов.
Громко чихнув, завелся двигатель. Тут же, будто с небес, раздался залихватский свист, а затем незабываемо-узнаваемое начало «Турецкого марша».
– Ты слышал свист? – Иван аж рот открыл от удивления.
Сидевший рядом Сидорский даже подскочил:
– «Турецкий марш»!
– Санька, что ли? – Руслик тоже встал. – Ну, сорванец!
Тут из окна палаты вылетел знакомый вещмешок, потом появилась сама Александра, с легкостью спрыгнула с подоконника.
– Ребята! – махала она так, будто в руке держала знамя.
Она была уже в форме, правда, на ногах вместо сапог были больничные шлепки.
– Тормози! – застучал по кабине Иван.
– Ты же говорил «все»! – Водитель тут же остановил машину. Такого зрелища он еще не видел.
– Все, да не все! – ответил Иван.
Вместе с вещмешком Сашку, как тростинку, подняли в кузов.
Она задыхалась, сердце колотилось, глаза горели, и столько в них было счастья и задора, как у девчонки-хулиганки, удравшей из школы.
– Ребята, ну куда ж вы без меня?
– Да уж куда без тебя, Санька! – Руслан, как и все, просто слов других не нашел.
