– Да, – ответила Александра, не сводя взгляда с детской площадки.
– Тебе хотя бы есть, чем заплатить за квартиру?
– Я только что заплатила за месяц вперед. Мелкие заработки всегда находятся. Понемногу справляюсь…
– Мне очень жаль, но пока больше ничем не могу помочь, – Марина повернулась к ней. Она смотрела на подругу изучающим долгим взглядом, словно не узнавая ее. – Я тебя все-таки не понимаю. То есть понять могу. Но сама бы так не поступила. Тем более ты же понимаешь, что это все косвенные улики.
– Но следователь принял мои слова к сведению, – Александра подошла к креслу и подняла с пола сумку. – Пойду! Хотела заглянуть в один салон, давно там не бывала.
В прихожей она натянула куртку, застегнула молнию до подбородка, обнялась на прощанье с подругой. Марина, отстранившись, улыбнулась:
– Ну, на связи! Первый хороший заказ, который мне подвернется, будет твой.
– Скажи честно, ты считаешь, что я сделала ужасную глупость? – спросила Александра, поправляя на плече ремень сумки.
– Возможно, – улыбка исчезла. – А с другой стороны… Опыт показывает, что правда обычно выплывает наружу. Если посмотреть на дело так, то ты все сделала правильно. Но с другой стороны… Ты могла бы отлично заработать.
– Как видишь, не смогла, – Александра открыла входную дверь, вышла на площадку, нажала кнопку вызова лифта. В шахте что-то дрогнуло, послышался тугой гул поднимавшейся кабины. – Знаешь, когда я узнала, что Ксения амбидекстр, я заинтересовалась этим вопросом. Представляешь, левши есть не только среди людей, но и среди животных. Например, все белые медведи – левши. Удивительно, правда? И почти все кенгуру – левши. А вот с приматами сложнее.
Лифт подошел, двери кабины раздвинулись.
– Исследования показали, что на воле большинство приматов – левши. Но в неволе большинство из них становится правшами. Они самостоятельно переучиваются, подражая людям. Никому не хочется быть изгоем.
Двери кабины стали закрываться, и Александра снова нажала кнопку вызова.
– Я где-то их понимаю, – произнесла Марина. – В смысле – приматов. Звони, если будут новости. Да и просто так звони!
* * *
…Давно стемнело, и тень Александры, умножаемая апельсиновым светом фонарей, то бежала впереди нее, то кралась сбоку, прижимаясь к стенам. Художница возвращалась домой с пустыми руками – ей обещали небольшой заказ на реставрацию, но только через неделю. Александра уже привыкла называть домом съемную квартиру, где жила несколько месяцев. Многие коробки так и не были до сих пор разобраны после переезда. Александра все собиралась взяться за уборку, но каждый раз ее останавливало опасение, которое она боялась сформулировать: стоит ли разбирать вещи, если она не сможет внести плату за следующий месяц?
Юлия Петровна была неизменно приветлива и, когда в последний раз Александра задержала квартплату на несколько дней, ничего не сказала. Но художница надеялась, что в следующем месяце ей удастся выкрутиться. Когда она вручала Юлии Петровне конверт, та с тонкой улыбкой осведомилась:
– А ваш друг? Тот, который ночевал у вас в августе? Что-то его больше не видно.
– Его звали Игнат, – Александра дождалась, пока квартирная хозяйка пересчитает деньги. – Он уехал.
Игнат, для которого она все-таки выполнила заказ, уехал в октябре. Гонорар за «Железный лес в червлёном поле» пришелся очень кстати. Александра втайне рассчитывала, что за этим заказом последуют другие, такие же несложные в исполнении и хорошо оплачиваемые. Но Игнату не удалось поставить свой смелый проект на поток.
– Я же говорил тебе – у меня «золотой глаз»! Мне никогда не удастся разбогатеть! – без тени уныния напомнил он ей, когда Александра провожала его в Шереметьево. Легкая куртка, серебристый ободок в волосах, спортивная сумка, набитая папками со старинными гербами… Игнат остался таким же, каким прибыл в Москву в августе. Имущества он не нажил.
– Я начинаю думать, что у меня тоже этот самый «золотой глаз», – усмехнулась художница. – Ну что ж, хоть чем-то мы были друг другу полезны. Ты убедился, что на любой товар есть спрос. А я хоть за октябрь заплатила. А Эмиль получил деньги за гобелен, на фоне которого мы все это увековечили.
– Идея была мощная, – вздохнул Игнат. – Мы втроем могли бы создать настоящий синдикат по производству фальшивых аристократов. И все были бы счастливы.
…После его отъезда у Александры не раз возникало чувство, что ей не хватает рядом старого знакомого. Она завидовала легкости, с какой тот шел по жизни, ни к кому и ни к чему не привязываясь. Его не тяготили муки совести, не мучила проблема выбора. «И квартирная плата!» – поднявшись по лестнице, художница отперла дверь своей квартиры.
Зажглась сильная лампочка без абажура под потолком обширной запущенной кухни. Александра замерла, услышав в тишине странный звук, но тут же успокоилась – в старых чугунных батареях звонко булькала вода, на днях собирались включить отопление. Она поставила чайник на огонь.
– Неделя, – вслух произнесла художница, не переставая думать об обещанном ей заказе. Долгие годы жизни в одиночестве сформировали у нее привычку озвучивать свои мысли.
Закипающий чайник гневно свистнул. Александра выключила газ и заварила чай. В последнее время она с трудом засыпала и решила пить меньше кофе. Устроившись за столом с чашкой, слушая глубокую тишину, наполнявшую старинный особняк, Александра старалась думать об отвлеченных предметах. Она вспоминала старых знакомых, пытаясь восстановить в памяти их лица. Любимые музеи. Места, которые запомнились ей неизвестно почему.
Чай остывал. У него был сладковатый сливочный вкус – Александра покупала молочный улун. Она так и не научилась ценить более элитные и сложные композиции, которые рекомендовали ей Эмиль и ее новая знакомая Людмила, владелица магазина благовоний рядом с бывшим магазином Федора Телятникова. «Ты навсегда испортила себе вкусовые рецепторы кофе!» – заявлял Эмиль. Людмила, более тактичная, ничего не говорила, с улыбкой взвешивая для Александры пакетик чая.
В дверь постучали – размеренно, громко. Александра резко повернулась на стуле. Она не помнила, заперла ли дверь на ключ. Ключ торчал в замочной скважине. Она никого не ждала.
Стук повторился. Александра взглянула на черное незашторенное окно, в котором виднелось несколько световых пятен – окна двухэтажного дома напротив. Перед ней возникли черные смоляные глаза Маневича, внезапно наполнившиеся ужасом при таком же звуке. Во всей системе умозаключений, которую выстроила Александра, не нашлось места только для этого эпизода. Она по-прежнему не могла предположить, кто стучал в дверь тем вечером, когда у нее был в гостях Маневич.
Женщина подошла к двери.
– Кто там? – спросила она, берясь за ручку. Теперь художница видела в щели между дверью и косяком широкий железный язычок – замок был заперт.
– Извините, я ищу Александру Корзухину, – раздался мужской голос. – Она здесь живет? Мне дали этот адрес. У меня к ней дело.
