Перевернув страницу, Юлиус Шауб продолжил:
– Примерно на сорок пять процентов разрушен Штутгарт. Служба оповещения о бомбардировках работает безупречно. Люди попрятались в подвалы, но жертвы все равно огромные. Разрушен Старый замок, построенный еще в десятом веке. Буквально стерт с лица Земли Бинген, целыми остались всего лишь несколько зданий. Разрушены церкви и замки тринадцатого века. Во всех случаях американцы и англичане применяли технологию «огненного шторма». Сначала они сбрасывают на город особый тип фугасных бомб. Такие бомбы могут весить до нескольких тонн и взрываются при соприкосновении с землей. При этом сила взрывов настолько мощная, что срывает крыши, выбивает двери и окна домов в радиусе одного километра. Город получается незащищенным, буквально раздетым. Создаются идеальные условия для насыщения города зажигательными бомбами. Потом сбрасывают зажигательные бомбы. Города вспыхивают, как порох, и уничтожают вокруг весь кислород. Кто не погиб от взрывов, погибает от удушья.
– Какие еще города разрушены?
– Разрушен Магдебург. Девяносто процентов разрушений. От него практически ничего не осталось.
– Боже мой… Когда это случилось?
– Шестнадцатого января, в день вашего приезда в Берлин.
– Я очень любил бывать в этом городе. Какой там великолепный собор!
– От Магдебургского собора остались одни руины, мой фюрер. Нет больше монастыря Пресвятой Девы Марии, нет ратуши, нет башни Святого Луки. У меня все, мой фюрер, – закрыл обергруппенфюрер кожаную папку с бумагами.
– Можешь идти, Шауб.
Обергруппенфюрер немедленно удалился, мягко прикрыв за собой дверь.
Как и было запланировано, совещание началось в три часа дня. Начальник штаба сухопутных войск Гудериан должен был доложить обстановку на Висле, но совсем неожиданно оно пошло по другому руслу.
– Мой фюрер, наш народ в последние месяцы испытывает небывалые лишения, – заговорил Гудериан. – Уже никого не удивляет, что каждый день американские и английские бомбардировщики буквально до основания уничтожают по нескольку наших городов. Люди лишены элементарного жилья, особенно страдают дети. Некоторые из них замерзают от холода. А с востока в глубь Германии идут потоки беженцев, спасаясь от наступления русских. У местного населения огромнейший страх перед русскими. К сожалению, зачастую наши войска отступают неорганизованно, хаотично, чем только усиливают боязнь местного населения. Мне довелось видеть эту удручающую картину с воздуха. По дорогам тянутся длинные колонны беженцев вперемешку с военными частями. Они легко становятся жертвами бомбардировок. Если военные как-то обучены прятаться и защищаться от воздушных налетов, то гражданское население даже не представляет, что ему делать в подобных случаях. А ведь в колоннах следуют в основном женщины и дети. Часто на дорогах перед танковыми заграждениями возникают настоящие столпотворения. Людям в самый разгар зимы приходится дожидаться часами, чтобы пройти дальше. Больные и дети замерзают, тем более что в этом году зима особенно сурова.
– Послушайте, Гудериан, – вскипел Гитлер, – вы лезете не в свои дела! И без вас есть кому заниматься этими вопросами!
– Мой фюрер, я просто хотел обратить ваше внимание на то, что очень страдает местное население. А потом колонны с беженцами своей неуправляемостью и хаотичностью очень осложняют маневры воинским подразделениям. А наша техника…
– Вы не о том сейчас говорите, Гудериан, – вновь повысил голос рейхсканцлер. – Чтобы немцы не боялись русских, нужно сделать так, чтобы русские боялись немцев! Нужно бить их на всех фронтах! Вот тогда мы переломим ситуацию и погоним их обратно. А для этого нужно сражаться за каждую деревню, за каждый дом! – до хрипоты кричал Гитлер. – Гиммлер…
– Да, мой фюрер, – вышел вперед рейхсминистр.
– У нас возникли сложности на Висле. Наша задача не дать русским перейти Одер. А потом мы погоним их обратно! Вы назначаетесь командующим группой «Висла»! Надеюсь, что с вашей педантичностью и отменным чутьем на нужных людей вы организуете в войсках порядок и дисциплину. Поставите на ключевые места самых достойных и опытных командиров, способных переломить ситуацию.
– Сделаю все возможное, мой фюрер.
– Мой фюрер, как начальник штаба сухопутных войск я возражаю против такого назначения. У рейхсминистра недостаточно опыта для руководства крупными боевыми соединениями. На такую должность нужно поставить человека, который успешно зарекомендовал себя в наступлении.
– И кого вы мне можете предложить, Гудериан? – с сарказмом спросил Адольф Гитлер. – Может, Манштейна? Буша? Или, может быть, Фрисснера? Или у вас есть какие-то другие достойные кандидатуры?
– Мой фюрер, рейхсминистр не самым должным образом проявил себя на Западном фронте во время Эльзаско-Лотарингской операции. А воевать с русскими будет куда сложнее.
– Я не стану отменять свое решение, Гудериан. Уверен, что Гиммлер делом докажет, что я оказался прав на его счет. Знайте, Познань для нас на сегодняшний момент самый важный город. У вас есть на примете человек, который сумел бы организовать достойную оборону города?
– Да, мой фюрер, такой человек имеется.
– Кто это?
– Это полковник Гонелл
[38]. Сейчас он начальник пехотного училища в Познани. Имеет немалый боевой опыт. Воевал на Восточном фронте.
– Пусть будет полковник Гонелл… Если вы в нем уверены, передайте ему вот что… Пусть держит город до самого последнего солдата. Только так мы сумеем остановить русских. А теперь, Гудериан, расскажите, какая обстановка в Пруссии. Хочу сразу сказать, что мы не можем отдать Кенигсберг русским ни при каких обстоятельствах. Пока город находится в наших руках, я могу сказать всему немецкому народу, что в Пруссии находимся мы, а не русские.
* * *
Вернувшись в свое убежище – сравнительно небольшую комнатку, где у одной стены находилась неширокая деревянная кровать, а у другой стены – стол с настольной лампой, удобным кожаным креслом, – Генрих Гиммлер немедленно вызвал к себе полковника Гонелла, прибывшего в Берлин на совещание, с которым был знаком последние три года и знал, как весьма грамотного начальника пехотного училища.
Подняв трубку, рейхсминистр позвонил в канцелярию:
– Полковник Гонелл у вас?
– У нас, господин рейхсминистр, – услышал он голос адъютанта.
– Приведите его ко мне немедленно.
Еще через пятнадцать минут в небольшой кабинет Гиммлера в сопровождении офицера охраны вошел сорокалетний полковник с пронзительным острым взглядом. Распрямив и без того ровную спину строевого офицера, он вскинул руку и поприветствовал рейхсминистра:
