Со стороны железнодорожной станции, не то приветствуя принятое решение, не то протестуя против отданного приказа, чудовищно громко заревел паровоз, пустив к небу упругую белую струю пара.
– Господин генерал-майор, – едва ли не бегом подскочил к Гонеллу его адъютант Рихард Кунц. – Только что в Познань пришел латышский батальон, направляющийся в сторону Костшина.
– Все соединения, следующие через Познань, оставлять в городе. Немедленно объявить мой приказ по всем контрольно-пропускным пунктам, по всем частям и соединениям. Латышский батальон направить на станцию Лацирус. Пусть держат оборону там, – распорядился комендант крепости.
– Слушаюсь, – боевито отозвался адъютант и немедленно удалился выполнять распоряжение генерал-майора.
В город продолжали прибывать раздробленные и разбитые части с других фронтов. Весьма разношерстная публика: изрядно усталая, подчас деморализованная, в большой надежде обрести хотя бы кратковременный отдых за толстыми крепостными стенами. Но это все иллюзия, не удастся! Русские возьмутся за крепость всерьез. Отдыхать будут в другой жизни, сейчас главное – готовиться к обороне.
Дела в крепости обстояли хуже, чем Гонелл полагал поначалу. Состав гарнизона обладал разным уровнем военной подготовки, а некоторые подразделения не имели даже начального. Из несуразной мешанины кадровых военных и новобранцев предстояло сделать единый военный механизм, способный решать серьезные оборонительные задачи.
По-настоящему боевой единицей можно было считать только пехотное училище, в котором было немногим более двух тысяч человек. Но такими скудными силами город не удержать. Местный фольксштурм, собранный из горожан, большая часть из которых не держала даже винтовок, не самая подходящая подмога. Вряд ли они смогут хоть кое-как повлиять на исход сражения, но вот оттянуть на себя некоторую часть боеспособных соединений русских им вполне под силу.
Есть еще местная полиция. Трудно ожидать от нее каких-то подвигов, но во всяком случае они умеют держать в руках оружие и не растеряются, когда на улицах начнется ожесточенная пальба.
В городе расквартирован батальон СС. Реальная сила, на которую можно опереться, когда придется защищать форты и цитадель. Город они знают, ориентируются во всех уличных закоулках и в уличном бою с их немалым опытом будут весьма полезны.
Курсантов пехотного училища придется поставить на передовые позиции. Если удастся задержать русские танки у крепости хотя бы на неделю, то можно будет считать, что первый этап задачи выполнен.
Эрнст Гонелл неспешно шел по улицам, подмечая изъяны обороны, и тотчас отдавал распоряжения, где следует установить тяжелый пулемет, а где выгоднее вырыть окоп для танка и на какой высоте целесообразнее установить зенитку. У одной из площадей, где с фаустпатронами на плечах маршировал взвод фольксштурма, он остановился. Весьма разномастная публика, даже одежда разная: от гражданской до униформы Первой мировой войны. Рядом с откровенными юнцами топали мужчины с седыми бородами и длинными усами, которым было крепко за шестьдесят. На левой руке повязка: «Deutscher Volkssturm Wehrmacht»
[42]. Двадцатипятилетний фельдфебель, зная, что дисциплина и военная наука начинаются со строевого шага, громко командовал:
– Левой! Левой! Шире шаг!
Военная муштра давалась гражданским людям тяжело. Раскрасневшиеся, изрядно пропотевшие и, как черта, опасавшиеся строгого фельдфебеля, они тянули носок и, несмотря на уже сгорбившиеся спины, старались держать осанку. Эрнст Гонелл осознавал, что большинство из них не переживут даже первого боя. Будет большой удачей, если им удастся выстрелить из фаустпатрона хотя бы однажды. Но уже самим своим существованием они замедлят продвижение русских к Берлину, а значит, выполнят свою задачу и погибнут не зазря.
Неожиданно фельдфебель прервал строевую подготовку и с дотошностью, на которую способен только человек, любящий свое дело, принялся рассказывать о премудростях стрельбы из фаустпатрона. Интерес резервистов был неподдельный. Похоже, что они в действительности верили, что этой металлической трубкой с гранатой на конце, начиненной смесью тротила и гексогена, сумеют остановить русскую танковую армаду, которая, грозно лязгая гусеницами, уже вкатилась на территорию Германии.
Вдруг низко над городом, разрывая ревом моторов барабанные перепонки, пролетел «Мессершмитт». За ним, будто бы играя в догонялки, устремился другой, столь же проворный. Совершив над городом круг, тяжелые истребители устремились в западном направлении.
– Давайте посмотрим, что там делается на аэродроме. Интересно посмотреть, как идет подготовка к отражению русских, – обратился Эрнст Гонелл к генерал-майору Маттерну.
Несмотря на легкий мороз, выглядел Маттерн раскрасневшимся, распаренным, по крупному щекастому лицу обильно стекал пот, как если бы он только что вышел из бани. Прогулка по городу, перерытому траншеями, ямами, перегороженному колючей проволокой и противотанковыми ежами, ему давалась нелегко. Маттерн пыхтел, сопел, как перегретый самовар, но упорно топал следом; едва ли не через шаг громко чертыхался, цепляясь носками ботинок о смерзшиеся комья земли, но, опасаясь настроить против себя новое начальство, отказаться от пешей затянувшейся прогулки не смел.
И вот сейчас, услышал об аэродроме, он зацепился за шанс хотя бы немного посидеть в кресле. Благо, что до места сразу не доехать, а выбирая дорогу поспокойнее и не столь разрытую, он может увеличить свой путь едва ли не вдвое, что даст возможность хотя бы перевести дыхание.
– Машина в квартале отсюда, – бодро произнес Маттерн.
– Вот и прекрасно, – отвечал новый комендант крепости. – Надеюсь, что доберемся быстро.
Проехали через весь город. Углубились на окраины. Повсюду шла подготовка к предстоящему наступлению русских. Радовало, что приказы выполнялись в точности. Подвальные помещения закрывались бетонными плитами, окна в полуподвальных помещениях заваливались мешками с песком, и едва ли не в каждом окне торчал ствол фольксштурмовика с фаустпатроном в руках. На перекрестках, спрятавшись за бетонными перекрытиями, установлены пулеметы, способные вести фронтальную стрельбу. На площадях несли вахту 88-мм зенитки, справедливо прозванные «убийцами танков».
Выехали за город и покатили в сторону аэродрома. Дороги были перегружены воинскими частями и тяжелой техникой. Смешиваясь с усталыми колоннами пехоты, по шоссе на запад двигались измученные беженцы, потерявшие укрытия после интенсивных бомбардировок, и все те, кто надеялся убежать от войны. А с запада, с противоположной стороны, наступали американо-британские войска, медленно, но уверенно теснившие немецкие части, с которыми исходило гражданское население, наивно полагавшее, что в море безумия сумеет отыскать покой.
Исхитряясь, везли свой нехитрый скарб: на телегах, запряженных лошадьми; на бричках; на велосипедах, нагрузив узлы на седло, но большинство людей тащили тюки на плечах, держали в руках, надеясь, что на новом месте им найдется применение.
