Незамеченными вползли в немецкую траншею и прямо по ней, основательно пригнувшись, чтобы не угодить под случайные пули, заторопились в сторону блиндажа. Подле него у самого входа нес караул немолодой пехотинец лет пятидесяти с винтовкой за плечами. Крепко маясь от вынужденного безделья, он совершал пять шагов вперед, а потом возвращался к двери, откуда через узкую щель едва пробивался рассеивающийся свет от лампы, падая крохотным кружком на неровный стоптанный темно-коричневый глинозем.
Война оставалась где-то сбоку. Слаженно били артиллерийские залпы. Там в стороне небо озарялось вспышками разрывов; корежилось и мялось бронированное железо; хрупкими спичками ломались бревна; земля тоннами поднималась в воздух; дымились воронки, а сюда лишь залетали шальные снаряды, по какой-то неведомой геометрии выбившиеся из общего ряда.
– Этот немец твой, – сказал майор Герасимов Миронову, спрятавшись за изгиб траншеи.
– Понял, – охотно откликнулся сержант.
Осторожно выглянув, увидел, как караульный отсчитывает привычный шаг. Вот подошел к двери, затем сделал в обратную сторону один шажок, за ним второй… Третьего сделать ему не довелось – выскочивший из укрытия разведчик крепко зажал ему рот ладонью и вогнал нож под ребра. Уже бездыханного оттащил в траншею и привалил к стенке.
– Готов, товарищ капитан.
Неожиданно среди артиллерийского многоголосья майор Герасимов различил едва слышимую знакомую мелодию. Внимательно вслушавшись, понял, что она раздавалась из-под земли, расползалась по позициям и растворялась где-то в траншеях. Услышанное не выглядело чем-то удивительным. Иногда среди артиллерийского грохота можно услышать писк перепуганной мыши. А тут музыка, казавшаяся совершенно нереальной среди сотен грохочущих артиллерийских орудий, среди пулеметных и автоматных очередей, среди грохота разрывающихся снарядов и свиста мин.
– Шопен, – произнес майор Герасимов. – «Блестящий вальс».
– Чего? – не понял сержант, глянув на убитого немца у борта траншеи. – Никого не вижу, они все попрятались.
– Идем! – сказал майор Герасимов. С наблюдательного пункта сообщили, что это был личный блиндаж командира батальона. – Он должен быть один. Держать автоматы наготове. Он нужен нам живым.
Теперь снаряды разрывались еще дальше. Доносились глуховато. Но вот с крепости, не жалея боеприпасов, вели сильный огонь, в котором отчетливо различался треск зенитных орудий. Где-то внутри Познани яростно полыхнуло. Длинные языки пламени обожгли почерневшее небо, слизав сразу несколько созвездий, осветили округу, а потом пламя как-то помалу осело, выдавая себя лишь отдельными искрами.
Говорить ничего не следовало, каждый знал свою роль. Потап с Макаром встали у проема двери. Подошедший майор дернул на себя дверь, и тотчас внутрь вскочил сержант Миронов, наставив автомат на сидевшего в углу немецкого пехотного оберст-лейтенанта, слушавшего играющий патефон.
На какое-то мгновение вальс Шопена вырвался наружу. Смешавшись с артиллерийским гулом, он пропал, но уже в следующую секунду, прорвавшись через грохот, заявил о себе торжествующими аккордами.
Немец, не ожидавший появления русских, потянулся к стоявшему в углу блиндажа автомату, но, услышав предупредительный окрик оберст-лейтенанта, лишь хмыкнул и что-то невесело произнес.
– Что он сказал? – спросил сержант Миронов, продолжая держать немецкого офицера на прицеле.
– Сказал, что предвидел свой конец. Знал, что все закончится именно таким образом. – Повернувшись к немецкому офицеру, продолжил по-немецки: – Jetztwerden wir Sieaufunsere Seitebringen. Ich garantiere dir ein Leben. Wenn Sie versuchen zu fliehen oder jemanden um Hilfe zu rufen, werden Sie sofort zerstört
[44], – приподнял он для убедительности ствол автомата.
– Ichverstehealles
[45], – негромко произнес немецкий офицер.
Вытащив из кармана кожаный ремешок, сержант Миронов уверенно и быстро связал его запястья веревкой и подтолкнул к выходу:
– А ну пошел!
Глава 17
Такие крепости не берутся
Взять с ходу город Познань в лобовую атаку не получилось. Крепость оказалась куда крепче, чем можно было ожидать, осажденные встретили танки ожесточенным огнем, который проводился как с линии обороны, так и со стен крепости. Удалось лишь смять первую линию немецкой обороны, вплотную приблизиться ко второй, но далее атака как-то забуксовала. Значительной преградой предстала река Варна. Стянутая льдом, она не могла стать преградой для пехоты, но вот пропускать многотонные танки не собиралась.
На поле брани осталось немало разбитой техники, в том числе убитых мотострелков мехкорпуса, вывести которых на свою сторону не представлялось возможным из-за сильного и плотного огня со стороны города.
Генерал-полковник Катуков не оставлял надежды взять город вновь, следовало только выявить наиболее уязвимое место и ударить в него танковым кулаком. А далее крепость падет сама, не выдержав ожесточенного натиска.
Наиболее разумное решение – это танковыми колоннами обойти город с севера и с юга, взять его в крепкие клещи, а затем с помощью десанта и мотострелков мехкорпуса овладеть им. Мотострелки даже при полном боевом вооружении могут перейти Варну по льду. А вот для танков и остальной тяжелой техники, поддерживающей пехоту во время штурма, придется сооружать мост. А еще нужно подтянуть резервы, подождать тыловое обеспечение. На все это требовалось время, которого в пору всеобщего наступления всегда катастрофически не хватало. Одним или двумя днями тут не обойтись. А тут, как выясняется, в городе засел весьма сильный и многочисленный гарнизон с хорошим вооружением. И сама крепость имеет немало хитростей, которые доставят немало трудностей во время штурма. Особую сложность представляют форты внешнего обвода крепости. Тщательно замаскированные среди усложненной местности, укрытые за высокими деревьями парков, оснащенные современным вооружением, они представлялись весьма грозными опорными пунктами. Артподготовку артиллерийские и пулеметные расчеты пережидали за толстыми стенами крепости, и как только артиллерийский огонь завершается, они тотчас возвращаются на прежние места и ведут прицельную стрельбу.
Наблюдателям следовало выявить замаскированные огневые точки и уничтожить их артиллерийским огнем.
Расположившись в небольшом селе под Познанью, Михаил Ефимович проживал в небольшом, но крепком каменном домике с узкими оконцами, построенном еще лет двести тому назад и спрятавшимся за аллеей молодых тополей, разросшихся вдоль дороги.
В доме было натоплено. У печки в желании попотчевать Михаила Ефимовича пирогами с капустой хлопотала его фронтовая подруга Екатерина. От печи потягивало ароматом добротно приготовленного теста. Овдовел Катуков в мае сорок первого и очень тяжело переживал утрату любимой женщины, которую по-настоящему любил. Екатерина, которую он встретил на фронте, внесла в его жизнь некое подобие домашнего уюта, не хватавшего ему в последние годы. Ладная, быстрая, пригожая, она лишь одним своим появлением вносила в его душу праздник. Пусть ненадолго, но она сумела отвлечь его от тяжелых дум.
