– Почему они не улетели на зиму? – В его голосе было больше тревоги, чем восхищения. – Что они едят?!
– Им виднее, – Эгле засмеялась. – Истощенными не выглядят, несчастными – тоже.
Лебеди, как по команде, расправили крылья, позируя. Мартин осторожно тронул машину:
– Когда мне было четырнадцать лет, я увидел в парке девчонку, которая кормила лебедей белым хлебом. Отщипывая кусочки от такой, знаешь, длинной витой булки, нежной внутри, хрустящей снаружи. Она была с виду моя ровесница, на год старше, как потом выяснилось. И я, бескомпромиссный защитник природы, стал на нее орать…
– Ты?!
– Ну, внешне это выглядело пристойно, я даже голоса не повышал… почти. Но я сообщил, что она убивает птиц, что лебеди в лучшем случае ожиреют, не улетят на зиму и вмерзнут в лед, и она придет полюбоваться на прекрасные белые трупы. А в худшем с ними сделается несварение, разбухший хлеб забьет внутренности, птицы сдохнут в корчах прямо сейчас, и она, опять-таки, сможет полюбоваться на прекрасные белые…
– Это что, правда?! – спросила шокированная Эгле. – Насчет хлеба и лебедей?
– В целом да, но я, конечно, сильно преувеличил.
– На месте девочки я бы там и утопилась, в пруду.
– Она была к этому близка, – Мартин вздохнул. – Могла бы просто плюнуть и уйти, или обругать меня, или огрызнуться. Но она даже не пыталась себя защитить. Зарыдала, как в последний раз в жизни, так отчаянно… И я понял, что, наверное, сделал что-то не то и надо исправлять содеянное.
Дорога отвернула от ущелья и протянулась в ложбине между двух гор. Подмерзшее полотно блестело наледью. В багажнике ехала провонявшая бензином камера в полиэтиленовом пакете, в деловой папке хранился чип с видеозаписью прерванной казни. Эгле была благодарна Мартину, который держал удар, как бронированный солдат на поле боя, и не говорил сейчас ни об Ивге, ни о «Новой Инквизиции» в селении Тышка.
– …Два часа после этого я просил прощения и утешал, как мог. Я пригласил ее в кафе…
– Только не говори, что у вас была любовь, – быстро сказала Эгле.
– В четырнадцать лет? – Он улыбнулся. – Нет… Но ты никогда не спрашивала о моих бывших, я думал, ты патологически неревнива…
– Я?! – Эгле растерялась. – Это ты пошутил сейчас?
– Хотя в чем-то ты права, – он задумался, вспоминая. – Я на нее запал. Она была балерина, студентка хореографического училища. В тот день впервые за год купила булку, чтобы съесть единственную крошку, больше ведь нельзя. Остальное решила отдать лебедям. Знаешь, балерина в пятнадцать лет – это нечто… не вполне земное. А она, кроме прочего, еще была…
– Ведьма, – пробормотала Эгле.
– Да, среди балетных – ведьм полно, даже больше, чем среди киношников. Я тогда был щенок, естественно, чуять ее не мог, спросить напрямую не решался… Я ей просто сказал, что моя мама ведьма, и посмотрел на реакцию. Ох, как она ожила… стала легкой, как голодный лебедь. Ее звали Дафна, и у нее было отличное чувство юмора… Мы подъезжаем?
– Нет. – Эгле огляделась. – Это не здесь, там трасса поворачивает подковой… И что у вас было дальше с этой девочкой?
– Я познакомил Дафну с мамой, обе остались очень довольны, потом мы вместе ходили к маме на лекции, по студенческим билетам. Это… не то чтобы любовь, но у меня было чувство, что я делаю нечто очень, очень правильное. Что я изменяю мир для этой девчонки, у меня-то по рождению есть все… и я должен делиться с теми, кому меньше повезло. Дафна светилась, летала, пригласила меня на спектакль, где была занята со своим училищем. Но, что совершенно закономерно, через пару дней она узнала, кто мой отец… и сбежала.
Он говорил легко, без тени обиды или огорчения, но Эгле догадалась, что тогда, в четырнадцать лет, он вовсе не был так бесстрастен.
– Испугалась, – сказала Эгле. – Что… она не состояла на учете?
– Состояла. – Мартин аккуратно вписался в крутой поворот. – И как раз мой отец ее ставил на учет за год до нашей встречи, причем со скандалом, с побегами, со спецприемником… Проблема Дафны оказалась не в том, что она ведьма, а в том, что у нее был отчим-мерзавец. Все это я узнал много лет спустя, разумеется.
– Какой кошмар, – пробормотала Эгле.
– У меня волосы дыбом, как вспомню, – просто сказал Мартин. – Эта сволочь, ее отчим, запугивал ее и стыдил, забивал голову дрянью, чтобы девчонка не сопротивлялась. Ты, мол, ведьма, ты похотливая сучка, если кто-то узнает о нашей связи, тебя все проклянут… Прости, Эгле, меня явно не туда занесло, а начал ведь с лебедей. Извини.
– Но… ей ведь помогли? – тихо спросила Эгле.
– Побочный эффект инквизиторского учета, – Мартин ухмыльнулся. – Работая с ней, отец мгновенно понял, что здесь что-то не так, и расколол ее, как он умеет.
– Пытал?!
– Ну что ты, – Мартин посмотрел укоризненно. – Побеседовал. Вытащил проблему на поверхность, раздал пинков ответственным лицам, все забегали как подорванные – прокуратура, опека, директриса хореографического училища… К моменту нашей встречи ее отчим уже год как сидел в тюрьме, Дафна жила в общаге, и, кажется, психотерапия худо-бедно сработала, потому что мне-то она показалась нервной, немного странной, но веселой и обаятельной девчонкой… не сломленной. Но вот моего отца она видеть не желала, не потому что он Великий Инквизитор, а потому, что она знала, что он знает. Она даже слышать о нем не могла. Обо мне тоже.
– И… как у нее сложилась потом жизнь? – Эгле почувствовала, как мерзнет правая ладонь, и принялась растирать ее левой.
– Нормально сложилась. – Мартин сбавил скорость, оглядывая склоны вокруг. – Балериной не стала, но занялась бизнесом, успешно, и вышла замуж… А главное – инициацию так и не прошла…
Он принюхался, раздувая ноздри, и остановил машину у обочины:
– Так, Эгле. Ты ничего не хочешь мне показать?
* * *
Она не знала, хочет ли найти в лесу это место – или, наоборот, желает, чтобы оно спряталось от инквизитора, ушло под землю, под корни жухлой травы. Ее память не хранила деталей; Эгле помнила только, как, спасаясь от палачей, Ивга высадила ее на обочине… Вышвырнула, если честно. И погнала машину вперед, уводя за собой погоню, оставив Эгле просьбу на прощание – спрятаться и выжить…
– Где-то здесь, – она неуверенно огляделась. – Выше по склону.
Верхушки сосен, жадно тянущихся к серому небу. Обвитые мхом, будто драпировкой, красноватые стволы. Вечнозеленый кустарник вдоль дороги. Мартин смотрел по сторонам, на его лице не было умиления горожанина, оказавшегося в живописном и диком месте. Он был сосредоточен, как футбольный вратарь, чья команда успешно атакует, и угрозы воротам нет – но в любой момент может начаться контратака.
– Может, не будем искать? – малодушно предложила Эгле. – Может, там уже ничего…
– Точно есть, – он шевельнул ноздрями. – Идем- идем, только под ноги смотри.
