– Ты великий человек, – сказала она после длинной паузы.
– Я знал, что ты неплохо ко мне относишься.
– Люди понятия не имеют, чем тебе обязаны. – Ивга не ответила на улыбку, ей казалось очень важным говорить сейчас серьезно. Он кивнул:
– Герцог зарезервировал мне место в учебнике истории.
– Но как ты будешь теперь жить?!
– Прекрасно, – сказал он рассеянно. – Я буду жить прекрасно. И ты в особенности. Мы наконец-то поедем в путешествие, будем много читать, я стану ходить на твои лекции, если ты меня пустишь, конечно…
– Тебе будет интересно, – пробормотала Ивга. – О законах древних языков… Об исторических балладах… И ни слова о ведьмах. Ни словечка.
– Дружище, – он заглянул ей в глаза, – не сожалей о «чистой» инициации. Мы все правильно сделали. Твоя свобода этого стоит.
Она помогла ему снять пиджак. Он сел в кресло у окна, кончиками пальцев растирая виски:
– Ты бы видела лицо его сиятельства у меня в кабинете, эту жалкую бледную рожу… А я ведь сказал, что все расплатятся по счетам. Они тысячу раз пожалели, что посмели тебя тронуть. И пожалеют еще.
– Что у вас с Мартином? – Ивга отвела глаза.
Он помолчал, прежде чем ответить:
– Мартин чуть не убил Эгле и едва не сломал мне игру. Мартин прыгнул под танк в прямом эфире. Мартин поднес мне зеркало, и то, что я там увидел, помогло мне принять решение…
– Это было кривое зеркало. – Она отозвалась быстрее, чем успела подумать.
– Возможно. – Он не стал спорить. – Но решение правильное. Я сделал, что мог. Все могло быть несравненно, неизмеримо хуже.
Во всем большом доме стояла полная, глубокая тишина, и даже ветки не скреблись в окно, будто навсегда потеряв надежду, что их впустят.
* * *
Эгле сидела на ступеньке, привалившись к стене, опустив голову на руки. Нет, она ни о чем не жалела, да и не думала ни о чем – слишком много всего случилось за последние двое суток. Ей бы танцевать от счастья вместе с Ивгой. Ей бы улететь в Ридну и лежать сейчас в постели рядом с Мартином, обнимать его и забыть, как дурной сон, выстрелы, горную дорогу и ракушку на камне, инквизиторов, снег, подвал, морок. Вместо этого она сидела, закрыв глаза, замкнувшись в себе, и не могла даже встать – не было сил.
Наверху, в глубине коридора, снова открылась дверь; от еле слышного звука Эгле содрогнулась. Она чувствовала, как он подходит ближе, останавливается в нескольких шагах, соблюдая дистанцию:
– Так и будешь тут сидеть?
Я проиграла этот бой, подумала Эгле. Мартин был прав, проще договориться с паровым катком. Он потому так легко отказался от власти, потому что он сам и есть власть. Над ведьмами ли, над инквизиторами или над обывателями, и сам над собой, и над чужими судьбами – власть его неотчуждаемое свойство, вроде генетического кода. Вот он задал вопрос, начиненный упреком, надо что-то ответить, а не молчать так по-хамски…
Он сел за ее спиной, на самую верхнюю ступеньку:
– У нас ведь есть о чем поговорить, кроме Мартина. О твоем будущем, например. Ты готова?
Эгле посмотрела на него через плечо, снизу вверх. Он сидел на ступеньке, в голубых домашних джинсах и толстом вязаном свитере, подчеркнуто мягкий, не похожий на себя, будто нарочно демонстрируя ей смену настроения и статуса:
– Ты ведь на меня не обиделась? Нет?
* * *
Вернувшись среди ночи на съемную квартиру, Мартин обнаружил, что здесь убирали – пол повсюду вымыт, брошенная одежда выстирана и высушена, панель на стене тщательно протерта и остатки явь-знака исчезли без следа. Компьютер Эгле стоял посреди чистой столешницы.
Мартин сел за стол и прижался щекой к ее ноутбуку, закрыл глаза. Эгле напрасно думает, что сможет что-то изменить в их отношениях с отцом. Ради этой призрачной, заранее обреченной попытки она осталась в Вижне, и Мартину казалось, что он опять ошибся. Не надо было ее оставлять.
Какой невыносимо длинный, неподъемно сложный день. Эльвира, старшая дочь герцога, вышла замуж за иностранного аристократа и живет за границей. Тогда, в герцогской ложе, она угощала четырнадцатилетнего Мартина шампанским, и он веселился, немного нервно. До его решения стать инквизитором было еще два года…
Он почувствовал, что засыпает головой на столе, и заставил себя выпрямиться. Тонкий компьютер Эгле нагрелся под его щекой. Мартин погладил его, как живое существо, и осторожно переложил в ящик стола.
Повертел в руках телефон. Написал Эгле: «Ты спишь?»
Ответа не было.
* * *
Фотография маленького Мартина стояла на каминной полке. Клавдий, в джинсах и свитере, подкладывал поленья в камин – почти касаясь языков пламени, как если бы огонь совсем не жег его.
Эгле, устроившись в кресле в отдаленном углу комнаты, обняла себя за плечи, пытаясь унять нервную дрожь.
– Холодно? – Он избегал смотреть на Эгле, хотя она уже почти адаптировалась. Почти заново привыкла находиться с ним под одной крышей. Ее трясло, но не от холода и не от присутствия Клавдия.
– Н-нет. Просто знобит.
– Немудрено, – пробормотал он со вздохом. – Был трудный день.
Он сел у камина на гладкий деревянный пол, прислонился спиной к стене, облицованной камнем:
– Я должен был удержать Мартина, когда он решил стать инквизитором. Покривил тогда душой, сделал вид, что не могу манипулировать сыном. Но я мог. Надо было остановить его.
– Тогда много людей из тех, что выжили, были бы мертвы сегодня, – сказала Эгле. – Например, я…
– И правда. – Он посмотрел на потолок, где играли отсветы пламени. – Скажи, там, в Ридне, тебе не хотелось все бросить и сбежать в горы?
Он говорил отстраненно и буднично, будто спрашивал о расписании авиарейсов на завтра. Эгле прокляла себя, что напросилась на этот разговор.
Она вдохнула, выдохнула и рассказала ему все, что произошло с момента, когда она поймала паническую атаку в маленьком съемном доме в предместьях Ридны. Она рассказала о танце по крышам, о горах и тумане и о мигающем огне светофора. А под конец она призналась, что поклялась себе молчать и сохранить этот случай в тайне.
– Меня поражает, как ты мне доверяешь, – сказал он задумчиво. – Если бы Мартин доверял мне хотя бы вполовину столько, я был бы просто счастлив…
– У Мартина, – сказала Эгле через силу, – что-то вроде профессиональной деформации. Он привык доверять только себе.
– Утешительная версия, – пробормотал Клавдий. – Учитывая, как много я ему лгал…
Он замолчал, повернув лицо к огню. Эгле ждала, не решаясь лишний раз пошевелиться.
– Видишь ли, я знал, что тебя потянет в горы после «ведьминого самострела», – заговорил он после паузы. – Я очень боялся, что ты там и останешься. Я готов был убить Мартина, когда он решил тебя спрятать.
