Второй оперативник шагнул к Эгле, у него в руках она увидела колодки.
– Я больше это не надену. – Эгле попятилась, чувствуя, как подступает неконтролируемая паника.
– У вас нет выбора, – глухо сказал Томас.
* * *
Он лег спать в восемь. Это было так не похоже на него, что Ивга, кажется, почувствовала неладное. Она молча улеглась рядом и обняла его, будто желая защитить от всего на свете. Он дремал, чувствуя ее тепло и запах, ощущая ладонь у себя на голове и легчайшее прикосновение губ к виску, к щеке, к опущенным векам. Она подстроила свое дыхание под его вдох и выдох, и тяжесть в груди, мучившая его целый день, прошла.
Реальность смешивалась со сном. Обнимая Ивгу, он видел залитую солнцем комнату и занавески, полные ветра, будто паруса. Снаружи было лето, цвели пионы… или паруса тоже были? Он сидел на краю, болтая ногами над белейшей морской пеной, над глянцевой гладкостью пологих волн… Ивга была рядом. Она всегда была рядом, странно представить, что когда-то он жил без нее…
Клавдий проснулся. В спальне было совершенно темно. И пусто.
– Ивга?
Его сердце, в последние дни бившееся все медленнее, вдруг заколотилось, и Клавдий испугался, как бы оно не выскочило. Прижал руку к ребрам:
– Ивга?!
Стукнула ветка в окно. Тишина.
* * *
Маленький дисплей с четким изображением, зеленый огонек записи – для Ивги было важно сохранять экстренные соображения именно так, на старый диктофон, не на телефонную трубку. Рифленый узор на кнопке записи, прикосновение пальца. Огонек загорелся. Запись идет. Говори же.
Сформулировать. Сейчас. Еще чуть-чуть колебания, промедления – и мысли уйдут. Она останется ни с чем.
– Я исходила из того, что обряд инициации был осквернен и, следовательно, может быть очищен. Это… изначально неверная предпосылка. Обряд инициации сам по себе не может содержать ни добра, ни зла, как нет их в природе. Все мои представления ошибочны, кроме одного…
Она говорила, чувствуя, как с каждым словом проясняются мысли, – но судорогой сжимает горло. Только бы не потерять голос.
– Атрик Оль полагал, что ведьмы не знают добра и зла. Я решила, что если оскверненный обряд несет в себе зло, то «чистый» должен обязательно нести добро. Образ мира, лишенного скверны, был таким привлекательным, что позволила себе поверить в несбыточное… Я была права в главном: в мир действительно пришла новая сущность. Но это не благостная ведьма-целительница, вовсе нет…
Она перевела дыхание и осознала, что Клавдий стоит у нее за спиной, здесь, в гостиной, в нескольких шагах. Клавдий слышал каждое ее слово, но зеленый огонек горел, и Ивга говорила, не в силах ни замолчать, ни обернуться.
* * *
Двадцать этажей внизу. Улица-ущелье. Потоки фар. Отражение рекламных огней в окнах здания напротив. Пешеходы – как муравьи, муравьишки. Их можно взять в горсть и легка придавить, они начнут расползаться, источая ужас, будто кисловатый запах. Автомобили перепутают стороны света и поползут букашками по вертикальным стенам, сталкиваясь, сбрасывая друг друга, щекоча ладони…
Звонок. Звонок. Первая фраза старинной баллады. Ровно один человек вызывает ее этим рингтоном; Эгле заорала, вырываясь из кошмара увязая, почти совсем влипнув в новую реальность, – поиграть бы с людишками внизу… И ощутила жесткий бордюр под щекой как пощечину.
Она лежала на краю плоской крыши, за ограждением, лицом вниз. Стоило пошевелиться – и завертелась вокруг реальность, на секунду показалось, что машины текут в небе, а мокрое небо лежит на земле… Но машины спокойно едут, а люди идут. Никакая ведьма на них не нападала, это был бред.
Рука Эгле свешивалась с края. Телефон в ладони проигрывал знакомую мелодию, впрочем, в той песне печальный конец. Дева убила мужчину из ревности, а может быть, просто была ведьмой…
Онемевшие пальцы разжались. Телефон полетел вниз, очень медленно, поворачиваясь в полете, как маленькая плоская планета, высвечивая блестящим боком вызов от Мартина.
Свет экрана померк среди уличных огней. Эгле застонала – и села, на самом краю, готовая последовать за телефоном.
Внутреннее чувство времени отнялось, будто отмороженное. Сколько прошло с момента, как Лара Заяц завела ее в ловушку? Лара Заяц. К Эгле медленно возвращалась память, и возвращалась вместе с диким, звериным ужасом.
…Она не собиралась сопротивляться, и не потому, что чего-то боялась. Томас был сотрудником Мартина, у нее не было оснований не доверять ему, и она знала, что дело разъяснится в течение часа. Мартин поверит ей. Девчонка признается.
Поэтому Эгле, криво улыбаясь, собравшись с силами, протянула руки вперед, сдаваясь…
И в этот момент горы пришли и объявили свои права. А может быть, дело было в запахе крови. Лара Заяц прокусила ей руку, Эгле мельком вспомнила: человек на тающем снегу, а за спиной тот стрелок на пороге дома, запах крови и грохот… И мгновенное чувство боли и радости, и прилив сил, и…
Она вывалилась из собственной личности в большой и прекрасный мир. Почуяла горы, туман, свободу, и это было совсем по-другому, чем раньше, – не так, как во время танца по крышам. Острее. И страшнее. И… что она тогда сделала?!
«Когда ты что-то совершаешь, как флаг-ведьма, ты делаешь флаг-ведьму в себе сильнее».
Да неужели Клавдий и это про нее знал?! И отпустил вот так, беспечно, подтверждать свой выбор, отвечать на вопрос – кто я… Кажется, на этот раз Эгле промахнулась с ответом.
«Я хочу разрушить вашу инквизиторскую традицию. Я не боюсь ни этих… упырей, ни тюрьмы, я уже вообще ничего не боюсь. Я хочу, чтобы этот проклятый мировой порядок перестал существовать…»
Ошибка. Флаг-ведьма не хочет нарушать миропорядок. Она хочет жить, чуять кровь, играть, наслаждаться…
Что случилось с Томасом? Что она сделала с теми инквизиторами?! В памяти не сохранилось момента нападения, вот она покорно протягивает руки… И сразу горы и туман вокруг, потом улица далеко внизу и потоки фар… Но откуда взялась эта кровь на ладонях?!
Эгле поддернула рукав куртки. Увидела след от зубов на предплечье и засмеялась: нет, это не кровь Томаса. Это девочка, привыкшая выгрызать себе место под солнцем, чуть не сожрала Эгле живьем. Ничего, ничего страшного. Есть надежда, должен быть выход…
Эгле накрыла след от зубов ладонью – левой ладонью с еле заметным шрамом в виде звезды. Закрыла глаза, увидела звезды под веками, сосредоточилась; убрала руку – на коже предплечья не осталось ни следа, только подсыхающая кровь.
– Это не все, – сказала Эгле вслух. – Это мы еще посмотрим.
В нескольких кварталах, по улице-ущелью, среди вечерних людей, похожих на смазанные силуэты, сломя голову бежала девочка в коротком клетчатом пальто.
Надеялась убежать.
* * *
Мартин был на месте через двадцать минут после инцидента: Томас, едва придя в себя, связался с диспетчером.
