– Ты права, его это не остановит, – произнесла Людивин, – но ему некоторое время придется восстанавливать силы после того, что ты с ним сделала.
– Мало ли что ты нам тут говоришь. Почему я должен тебе верить?
Людивин вздрогнула так, словно ее ударили по лицу.
– Понимаю, вы мне больше не доверяете…
– Насколько я представляю, лгать тебе бессмысленно, не так ли?
– Это простительно с вашей стороны. Я постараюсь снова завоевать ваше доверие. – Людивин кивнула, сжав губы. – Сделаю все, что в моих силах, чтобы вы мне поверили.
– О, боже! Риэль… – Встревоженное, горькое выражение на лице Одрика разрывало сердце Риэль. – Почему ты ничего мне об этом не рассказывала?
– Я боялась. Не представляла, что ты обо мне подумаешь.
Он обхватил ее лицо ладонями, вытирая со щек слезы большими пальцами.
– Я мог бы помочь тебе.
– Я его ненавижу, – прошептала она, и это была правда. Но все же не полная правда, и она презирала себя, произнося эти слова. – Но я понятия не имею, как от него избавиться.
– Мы что-нибудь обязательно придумаем, – сказала Людивин, присаживаясь рядом с ней.
– Хочешь сказать, что ты тоже залезала в ее мысли? – голос Одрика прозвучал непривычно резко. – Как и он?
Людивин смело посмотрела ему в глаза.
– Да, уже три года, хотя была рядом с ней гораздо дольше.
– Ты сказала, что охраняла Риэль многие годы. И ты утверждаешь, что потом… после того, как Людивин умерла от лихорадки…, – произнося эти слова, Одрик выглядел совершенно несчастным, – ты заняла ее место.
– Все так. – Людивин поднялась на ноги. – Будучи заточенными в Бездне, мы, ангелы, лишились своих тел и существовали только в виде бестелесных сущностей. – Она произнесла это так просто, словно потеря телесной оболочки была совершенно обыденным делом. – Когда Кориен и я ускользнули из нашей темницы, у нас сохранилась способность захватывать тела людей, чьи души недавно покинули их.
– Премилостивые святые, – прошептал Одрик. – Ты хочешь сказать, что вы вселились в тела, в которых теперь обитаете, и управляете ими?
Людивин кивнула.
– Именно так.
– И можете это делать вечно?
– Когда я вселилась в тело Людивин, оно перестало взрослеть и останется в таком виде так долго, сколько я в нем нахожусь.
– Даже если ты упадешь с горы и разобьешься насмерть, – прошептал Одрик с печальной улыбкой на лице.
– Даже если я разобьюсь насмерть.
Он покачал головой.
– Даже не знаю, что тебе сказать. Сам не могу понять, что сейчас испытываю – гнев, страх, или, если уж быть совершенно честным, восхищение.
– Прошу вас, поймите… – произнесла Людивин, беря Риэль и Одрика за руки, – что все, что мы пережили вместе, все эти годы искренней дружбы… они бесценны для меня. Я была рядом с вами с самого вашего детства, видела, как вы росли и взрослели, и смерть Людивин глубоко опечалила меня. Я нашла утешение в том, что смогла вернуть ее вам, пусть даже таким странным способом. И запомните, мои дорогие… – прошептала она, – не сомневайтесь в моей глубокой любви к вам. За всю свою долгую по человеческим меркам жизнь я никого не любила так сильно, как вас двоих, мои друзья.
– Сейчас не могу сказать, что испытываю к тебе такие же чувства, Лю. – Одрик рассмеялся, но в голосе его чувствовалось отчаяние. – Ведь я даже не знаю, как тебя теперь называть.
– Людивин. Умоляю вас, называйте меня по-прежнему Людивин. Знаю, что не заслуживаю просить вас о такой милости, но я так сжилась с этой девочкой, что действительно стала ею…
– Пожалуйста, замолчи, – резко прервал ее Одрик. – Не надо больше об этом говорить, по крайней мере, сейчас. Мне надо… как-то осознать все это.
Она кивнула, в улыбке ее светилась надежда.
– Конечно. Я прекрасно понимаю твои чувства…
«Пожалуйста, не рви со мной связь, – мысленно обратилась она к Риэль. – От этого зависит судьба мира, к тому же я не переживу, если…»
«Не бойся. – Риэль, как могла, попыталась передать ей все свое тепло и любовь. – Ты не расстанешься с нами так легко. Ты нужна нам».
И все же Риэль не могла смотреть ей в лицо так, как раньше, невольно задаваясь вопросом, насколько искренним и правдивым был взгляд этих синих глаз, опушенных длинными ресницами, и сколько в нем таилось лукавства.
– Должна вам признаться, – тихо произнесла Людивин, – что, несмотря на то, что по человеческим меркам я почти ребенок и не так сильна, как Кориен, мои способности все же гораздо выше, чем у большинства моих соплеменников. Многие из них неспособны вселиться в человеческое тело так просто, как это делаю я.
«По крайней мере, самостоятельно, – мысленно продолжила она, – для этого им потребуется помощь».
Риэль в недоумении уставилась на нее – и тут до нее начала доходить ужасная истина, так, что она больше не могла думать ни о чем другом.
Для этого им понадоблюсь… я.
* * *
Неделю спустя Риэль стояла перед огромным зеркалом в своих покоях и расправляла черные складки платья.
За окном безоблачное бледно-лиловое небо, на котором уже появлялись звезды, постепенно темнело – наступала ночь. Астерия с важным видом стояла на террасе, глядя вниз на сверкающий огоньками город. Скоро зазвонят колокола храмов, и начнется траурная процессия: тело короля Бастьена торжественно пронесут по улицам Ам-де-ля-Терр.
Людивин вышла из туалетной комнаты. Золотые волосы ее были заплетены в косы и уложены короной на голове. Ее траурное платье с высоким воротом было таким же строгим, как и наряд Риэль.
– Ты готова? – спросила Людивин, натягивая черные перчатки.
Риэль посмотрела на свое отражение в зеркале. Вокруг ее глаз залегли тени. Со дня испытания стихией огня прошло две недели, и все это время она могла спать лишь по три-четыре часа в день. Тело лорда Дервина отправили в родовой замок Бельбрион, чтобы его сын Меровек Совилье провел обряд погребения там. И всего несколькими часами раньше Риэль смотрела, как тело ее отца горело в пламени погребального костра на вершине горы. Он всегда хотел, чтобы после смерти его предали огню, желая воссоединиться с эмпириумом так же, как его покойная жена.
Риэль наблюдала, как Людивин ходит по комнате, раскладывая по местам разбросанные расчески, заколки и баночки с кремом. Это было такое знакомое зрелище, что Риэль почувствовала, как к глазам снова подступают слезы.
– Я-то думала, что все слезы выплакала, – произнесла она со смешком. – Получается, что нет.
Людивин остановилась, ее тоненькая фигурка в черном платье четко вырисовывалась на фоне сумеречного света, льющегося из окна. Она навечно останется шестнадцатилетней – какая странная и ужасная участь.
